На этот раз аукционер, выдержав паузу, сказал очень просто:
— Перед вами, господа, внук Петра Великого.
Силу своих слов он, видно, рассчитал. Единодушный и напряженный возглас всей публики был ему ответом.
Затем установилась напряженная тишина, и аукционер, работая на контрасте, еще спокойнее произнес:
— Пятьдесят… Пятьдесят тысяч, господа.
Трудно теперь установить, почему когда-то одному американскому заводчику взбрела в голову фантазия назвать родившегося у него в хозяйстве жеребенка Петром Великим. Однако именно этой лошади, когда она выросла, суждено оказалось сыграть роль, достойную своего исторического тезки. Правда, распознали Петра Великого не сразу. Особенного класса в призах он не показывал, и тогда в поисках сбыта привезли нескольких его детей в Россию, а вместе с ними — влияние Запада. Тут же началась борьба, жестокая борьба кровей, но история решает такие конфликты по-своему, и в результате возникла еще одна племенная линия. Резвачи этой линии стали совершать чудеса. И потомки Петра Великого стали цениться на вес золота. «Нам очень, очень нужен Петр Великий!» — говорят теперь заводчики Америки так, как говорим мы: «Где достать Святого Симеона?» Нужная линия, которая, обогнув полсвета, освежилась и теперь сказывается в триумфах призовых бойцов по обе стороны Атлантики.
За Потомка давали уже семьдесят пять тысяч, когда среди публики у входа в торговый зал появился невысокий плотный мужчина, а с ним еще один, державшийся при нем неотступно, все время возле плеча, в седелке у него он ехал «вторым колесом», заместо поддужного.
Окинув по-хозяйски взглядом весь зал, вошедший даже не посмотрел на Потомка, он только сделал своему спутнику едва заметный знак, и тот, выступив на этот раз чуть вперед, сказал:
— Сто.
Выжеватов тихо пояснил нам:
— Это Пламмер, американец.
— Сто тысяч! Кто больше? — не дрогнув, делал свое дело аукционер.
И, надо вам сказать, поднялась рука, но, вероятно, только для того, чтобы, при бессилии в самом деле с ним бороться, все-таки раскошелить его. Американец сделал своему спутнику знак, а тот объявил:
— Сто пятьдесят.
— Сто пятьдесят тысяч — раз! — подхватил аукционер. — Сто пятьдесят тысяч… два!
Окинув взглядом весь зал, он почти одновременно с ударом молотка произнес:
— Три! Продано.
К Пламмеру кинулись корреспонденты, но спутник его оттеснил их, говоря:
— Мистер Пламмер комментировать своей покупки не будет. Не-е бу-дет!
Однако же мистер Пламмер предложил встречу нам. Выжеватов посоветовал:
— Сходите. Ведь он сам торгует лошадьми. У него есть жеребец-производитель линии Святого Симеона.
— Кто же? — спросил Драгоманов, потому что все Святые Симеоны наперечет.
— Слепой Музыкант.
Слепой Музыкант! Подумать только! Он был вторым на Дерби, но выиграл Аскот (соответствует у нас призу имени Ворошилова), потом, правда, вскоре захромал, сделавшись полулегендой. Его продали в Америку — и вот предлагали нам.
Драгоманов скрыл все свои чувства, которые я прекрасно понимал, и выразился так:
— Что ж, поговорить можно.
Пламмер с первых слов сказал:
— Отдам почти даром. Для России я сделаю все. Это моя родина.
— ???
— Слесарев я, из Куро-гиберники.
«Слесарев» — это Пламмер, это мы поняли, а вот «Куро-гиберники» — сообразили не сразу.
Угадал Выжеватов:
— Из Курской губернии?
— Райт (right — верно). Нет, по-русски я не говорю. Что вы хотите, пятое поколение! В Америку приехал прапрадед. Отец, тот еще знал по-русски несколько слов.
— Что вы за коня просите? — поинтересовался Драгоманов.
«Почти даром», как понимал это мистер Пламмер — Слесарев, было вроде удара молотом по голове.
— Но поймите, — говорил он, — тогда уж нужно просто подарить вам жеребца, чего я все-таки позволить себе не могу, или уж держаться достойной его имени цены. Дешевле никак не могу.
— Нам уже предлагали дешевле, — сказал Драгоманов.
— Кто же? Кто мог вам предложить дешевле производителя линии Святого Симеона?
А дело было так. Возвращались мы вечером с уборки, и к нам возле самого выжеватовского дома подошел человек и сказал, что у него есть продажный Святой Симеон. Я уже говорил вам, что каждый представитель этой линии известен всему скаковому миру. Обмана тут быть не может. Это был Сэр Патрик, не без фляйерства, но все же чистейший Святой Симеон, и по удивительно сходной цене. Только мы хотели с этим человеком условиться, как на машине подкатил Выжеватов и, увидев незнакомца, бросился к нам бегом. А человек этот пропал.
— Ребята, ребята, — не находил себе места Выжеватов, — вы это что? Вы это с кем? Хотя бы меня и детей моих пожалейте, я вас прошу. Я сорок лет с Россией торгую, и вы мне фирму не подводите, никаких переговоров ни с какими случайными людьми.
На аукционе, между прочим, человек этот появился, но Выжеватов от нас не отходил ни на шаг, и он держался в тени.
— Какой же это из Святых Симеонов? — спросил еще раз Пламмер.
Драгоманов взглядом дал ему понять, что бизнесмены таких вопросов не задают.
— Ладно, — сказал Пламмер, — подумайте.
А спутник его сказал, что мистер Пламмер очень просит нас с ним пообедать.