Железный рассвет

— Как вы предпочтете, — осторожно согласилась Штефи. Для начала подали маленькие сваренные медальоны из семги под белым соусом, очень нежные. Штефи сумела спровоцировать толстуху Фиону, хозяйку коммерческого банка, закатить хвалебную песнь достоинствам виртуально-курсовой валютной триангуляции между мирами, разделенными морем световых лет. По мнению Фионы, та обладала преимуществами перед методом каузально-сохраняемых средств конвертируемых фондов. В какой-то момент Штефи поняла, что эта лекция о значении кредитного контроля при путешествиях во времени странным образом привлекла внимание молодежной тройки из клада Тодт. Среда тем временем осиливала третий стакан вина с усмешкой решимости, напомнившей Штефи более пожилых и седых путешественников, встречавшихся ей прежде, — не настоящих алкоголиков, но людей одержимых демоном, которым требуется экзорцизм в наиболее болезненном состоянии, присущем спиртному самоувечью. Напиваться — самое простое в вояже, когда скука начинает терзать, — не очень хороший признак. И манера одеваться, пусть Штефи и сама не следовала стилю, демонстрировала, что Среда полагалась на талант импровизации, который следовало отметить биркой «не требуется в круизе».

Критическая ситуация сохранилась до самого десерта. Здесь Штефи допустила тактическую ошибку, поинтересовавшись у Матильды, что значит быть РеМастированным лично для нее.

— Это религия? Политическая доктрина? — Штефи была заинтригована репликой «это реализация потенциальных способностей» — и Матильда решилась прочесть лекцию.

— РеМастирование дает вам новую перспективу жизни, — с готовностью пояснила Матильда всем сидящим за столом. Петер и Ганс кивнули, признавая данную оценку. — Это способ жизни, обеспечивающий всю нашу деятельность, направленную к достижению величайшего добра. Но мы, однако, не рабы: ничего похожего на покорность упаднического и вырожденческого Дар эль Ислама. Мы свежи, свободны, сильны и с радостью подставляем плечи для великого труда во имя общего дела со стремлением построения светлого будущего, в котором все люди освободятся для использования личного потенциала, освободятся от тени антигуманного Эсхатона и оков суеверий ненаучного мышления.

Среда, до сих пор крутившая в пальцах ножку опустевшего фужера — Штефи осмотрительно ограничивала ее дозы после четвертого бокала, — поставила его на стол. Облизав палец, она начала медленно водить им по ободку.

— Клады РеМастированных организованы в дивизионы, их члены работают вместе. Мы растим детей наилучшим образом, со всей любовью и вниманием, которые воспитательный дом может передать им, и подыскиваем полезную и значимую работу, едва они повзрослеют настолько, чтобы испытывать потребность в цели и направлении. Мы прививаем им Мораль — не мораль слабака, а мораль сильного — и следим за их здоровьем; лучшие фенотипы подлежат возврату в общий фонд, чтобы взрастить следующий урожай. Мы не оставляем все на откуп природе. Как разумные существа, мы находимся над случайным выбором.

«Тр-р, тр-р», — слышался звук от пальца, водящего по ободу бокала.

— Мы сильные, здоровые и умные работники, не дегенеративный секондхенд или трутни…

Матильда смолкла, явно не замечая слегка шокированных взглядов банкирши и чиновника, и обернулась к Среде.

— Прекратите, — резко выкрикнула она.

— Скажите, а что случается с ненужными вам людьми? — вызывающе спросила Среда. — Тогда прекращу.

— Ничего… — Матильда оборвала себя на полуслове, глубоко вздохнула и нацелила кончик носа на Среду. — Изредка какое-нибудь планетарное правительство обращается к нам. Тогда мы посылаем советников для помощи и выработки наилучшего способа ведения дел с криминалитетом и упадническими фракциями. Вам этого не прекратить, детка. Пойду дальше и скажу: считаю вашу праздность скорее отклонением от нормы. — Она улыбнулась, обнажив блестящие зубы, как бы нивелируя внезапно нанесенный укол.

Среда ответила усмешкой, продолжая потирать ободок бокала. Японская виолончелистка выбрала момент и с улыбкой и кивком присоединилась к ней в порыве солидарности. Штефи посмотрела на Матильду. Если бы взгляды умели убивать, Среда уже валялась бы с дымящейся дырой в голове.

— Если вы не захватываете другие миры, — сказала Среда, слегка проглатывая слова, — с какого рожна люди желают к вам присоединяться? Я не могу утверждать, что много наслышана о концлагерях, но те, кто рассказывал мне о них, испытывали недобрые чувства. Вы не считаете, что массовые экзекуции и подневольный труд делают приобщение к РеМастированным таким же популярным, как бешенство? — Она улыбнулась Штефи в проблеске удовлетворения, исчезнувшем столь же быстро, как и появившемся. «Тр-р, тр-р», — продолжал движение палец.

— Там нет концлагерей, — ледяным голосом произнесла Матильда. — Наши враги распространяют ложные слухи. — Ее взор распростерся на всю длину стола, словно все попали под подозрение. — И, очевидно, некоторые дураки попали под их действие. — Она остановила взгляд на Среде. — Но повторять подобную клевету…