– Спасибо, – вновь едва слышно повторила дана и сама двинулась к выходу, тихо попросив: – Расскажи мне, пожалуйста, что удалось выяснить про них.
Пересказ много времени не занял, я только и успел, что привести упряжь в порядок и пустить лошадей шагом прочь от дома. Рина почти ничего не спрашивала, а потом и вовсе умолкла, держась обеими руками за мой пояс и уткнувшись лбом между лопаток. Когда пара пошла рысью, девушке пришлось чуть отстраниться. Обратный путь во дворец мы проделали в молчании.
– Ржа побери, – опомнился я, когда лошадей вместе с колесницей забрал конюх, а мы с Риной зашагали к Верхнему дворцу. – Я забыл взять из кабинета документ о собственности, хотел сразу передать его тебе.
– Ну, передашь потом, – бесцветным голосом проговорила она, а потом чуть оживленнее предложила: – Или, может быть, сходим прямо сейчас?
– Не думаю, что это хорошая идея, – заметил я с сомнением.
– На самом деле мне просто не хочется сейчас оставаться одной, – тихо призналась девушка. – Я очень рада, что дом нашелся, что я взглянула на него, но… это очень грустно. И больно. Мне кажется, я больше никогда не захочу переступать его порог. Как будто я много лет не виделась с потерянным другом или родным человеком – а потом вдруг попала на его похороны. Узнаешь знакомые черты, понимаешь, что это он, но никак не получается соединить воспоминания с холодным мертвым телом.
– Это пройдет, – проговорил я. – А если нет, никто не заставляет тебя там жить, в любой момент можно продать этот дом. Или пустить жильцов.
– Спасибо, – вновь кивнула она, немного помолчала и продолжила: – Очень странное ощущение, никак не могу к нему привыкнуть. У меня есть
– Главное только, одна не вздумай никуда уезжать, – предупредил ее.
– Да, я помню, – девушка слабо улыбнулась и кивнула.
До кабинета мы добрались в молчании и без происшествий. Нужная бумага обнаружилась на том же месте, где я ее оставил.
– Вот, держи.
Рина не глядя взяла у меня документ, резко кивнула, быстрыми нервными движениями свернула его в трубочку – а потом вдруг порывисто подалась вперед, крепко обняла меня за пояс, прижалась всем телом, уткнулась лицом мне в грудь, судорожно вздохнула и замерла.
И я тоже замер, не зная, что делать. Здравый смысл требовал поскорее отстранить девушку, чтобы лишний раз не рисковать и не допускать близкого контакта. Память же настойчиво рекомендовала приобнять Рину и помочь ей успокоиться, явно ведь не просто так она ко мне жмется.
На беду на стороне последней оказались и сиюминутные желания, поэтому я легонько сжал обеими руками плечи девушки. Большими пальцами машинально погладил нежную кожу под ключицами, незаметно для себя склонил голову, почти уткнувшись носом в ее волосы, пропитавшиеся запахом самшита.
Почему-то именно этот запах оказался тем роковым толчком, который в какое-то мгновение полностью изменил происходящее.
Правая ладонь скользнула с плеча Рины на шею, по позвоночнику вверх. Я с наслаждением запустил пальцы в густые мягкие волосы, удерживая голову девушки. Дана негромко охнула – от неожиданности или от боли – и безуспешно попыталась отстраниться. Я не позволил, второй рукой крепко прижал за талию, заставил запрокинуть голову и впился в ее губы поцелуем – грубым и, наверное, болезненным.
Рина растерялась. Не начала вырываться, наоборот, впала в непонятную прострацию и лишь едва ощутимо упиралась в мои плечи руками. Да она бы и не сумела ничего сделать: от ощущения нежной кожи под пальцами, от этого проклятого запаха, от податливого стройного тела в руках меня накрыло таким желанием, что стало больно.
Не хотелось играть, не хотелось развлекаться и растягивать удовольствие, как бывало обычно; мной управляло какое-то совершенно звериное желание как можно скорее овладеть, заклеймить, заявить свои права.
Остановиться сам я уже не мог, а Рина, увы, совсем ничего не могла мне противопоставить.
Глава 17
Кошмары и грезы
Странно, но мне даже было не очень страшно.
То есть, конечно, страшно, но как-то не по-настоящему, отстраненно. Столкнувшись взглядом с потемневшими, совершенно безумными глазами Железного регента, я впала в ступор, в котором почти не было эмоций, а разум при этом оставался кристально ясным.
Я знала, что сейчас произойдет. Догадывалась, что будет плохо и, наверное, очень больно. Понимала, что виновата во всем сама: Ив честно предупреждал о своих проблемах, просил держаться подальше, а я сама полезла к нему обниматься. Но я даже не пыталась что-либо предпринять, оставаясь отстраненным равнодушным наблюдателем.