Железный шторм (ЛП)

– Вы обдумали мое предложение касательно гвардейца Хоука?

Гвардеец Хоук все еще блуждал в горах, при этом оказывая неоценимую помощь артиллеристам цитадели. Его ежедневные донесения указывали основные места скопления рабочей силы врага, и из-за этого осаждающим пришлось тратить время и сооружать дополнительные апроши только для того, чтобы добраться до передовой живыми. И с каждым днем Вобан все больше восхищался этим неприметным солдатом, который умудрялся снабжать цитадель подробнейшими отчетами о перемещениях врага, его дислокации и приблизительной численности. Все это помогало составить более ясную картину о ресурсах противника и соответственно направлять артиллерийский огонь. Если им было суждено выжить в этой битве, Вобан собирался позаботиться о том, чтобы Хоук получил должную благодарность.

– Обдумал, но такой план не обойдется без участия Адептус Механикус, а им я больше не доверяю.

– Я тоже, но здесь нам необходима их помощь.

– Пусть это решает архимагос Амаэтон.

– Сэр, вы же знаете, что Амаэтон мыслит все менее трезво, и полагаться на него нельзя. Он слабоумен и, что хуже, опасен. Вспомните, что он сделал с туннелем!

– Осторожнее, Михаил. Адептус Механикус – древняя и влиятельная организация. Амаэтон старше вас по званию, а потому относитесь к нему с уважением. Хотя ваши слова справедливы, я не позволю вам повторять подобное, ясно?

– Да, сэр. Но мы ведь должны быть выше этого!

– Мы и есть выше, друг мой, и потому-то вы больше не будете высказываться на эту тему. Если мы хотим одержать победу, Адептус Механикус должны быть на нашей стороне. Конфликт с ними ничего нам не даст.

На это Леонид ничего не ответил; сам Вобан понимал и принимал причины подозрительности, с которой тот относился к жрецам Механикус. Взрыв туннеля между Кристо и цитаделью был проявлением непростительной бессердечности, и если бы в Амаэтоне оставалась еще хоть капля человеческого, Вобан заставил бы его заплатить за это преступление.

Магос Наицин уже рассказал, как он умолял архимагоса не разрушать туннель, но почтенный Амаэтон отказался внимать голосу разума. Вобан также спросил Наицина, почему Кристо не был уничтожен после того, как был дан сигнал «Небеса рушатся».

– Не знаю, кастелян Вобан, – ответил ему Наицин. – Возможно, майор Тедески в последний момент утратил мужество и не смог исполнить свой долг.

Тогда при этих словах Вобан чуть не вышел из себя. Он отчетливо помнил страшную картину, которой завершился тот бой: самоуверенный гигант в доспехе терминатора бросает Тедески со стены бастиона Марс навстречу верной смерти.

Вобану стоило большого труда не выдать свой гнев голосом:

– Как бы то ни было, отныне Адептус Механикус могут действовать, лишь получив на то прямое согласие от меня или подполковника Леонида. Вам ясно?

– Как день, кастелян. Позвольте также сказать, что я полностью разделяю ваше мнение. Я не могу найти оправданий для смерти ваших людей в Тор Кристо, но магос уже стар – ему недолго осталось. Вскоре он воссоединится с Омниссией, и – да простит меня священный Дух Машины! – возможно, чем скорее это случится, тем лучше для всех нас.

Вобан никак не отреагировал на это заявление Наицина, но без труда ощутил, как сильно младший магос жаждет занять место Амаэтона.

И хотя сам кастелян не одобрял таких интриг, он с грустью допустил, что Наицин, возможно, и прав.

Гвардеец Хоук провел пятерней по спутанным волосам, поудобнее устроился среди скал, подложив шинель под локти, и навел линзы магнокуляра на вражеский лагерь внизу.

– Так, давайте-ка посмотрим, что там происходит, – пробормотал он.

В сумерках на пыльной равнине кипела работа: рядами выстроились мастерские по производству оружия и инструментов, и тысячи человек сновали повсюду, следуя четко определенным маршрутам. Хоук несколько дней искал подходящее возвышение, с которого можно было бы наблюдать за лагерем. Позиция не отличалась удобством, но вряд ли в этих горах были удобные места. По крайней мере, его наблюдательный пункт был защищен от самых сильных ветров, а каменный выступ позволял ему даже вздремнуть немного, когда шум внизу стихал. Хоук зевнул: одна мысль о сне болью отзывалась во всем теле. Все равно уже наступала ночь, и в быстро сгущающейся тьме он мало что мог разглядеть.

Все это время он расходовал еду и воду очень экономно, и припасов пока хватало, но вот таблетки детокса кончились давным-давно. Но, кажется, слухи о губительности пропитанной ядами атмосферы на Гидре Кордатус оказались необоснованными. Не считая синяков и царапин, сейчас Хоук чувствовал себя лучше, чем за все время, проведенное на этой бесплодной планете.

Вначале нетренированные мышцы болели и были как деревянные, но это прошло, и Хоук заметил, что теперь и тело его, и разум находятся в лучшей форме, чем когда-либо. Вечные головные боли исчезли, как утренний туман, - равно как и привкус пепла, раньше постоянно ощущавшийся во рту. Кожа начала приобретать здоровый цвет, и Хоук, от рождения бледный, постепенно обзаводился загаром.