Железный старик и Екатерина

На другой день снова ловили рыбу. Потом купались. Подходящей берёзы на берегу не нашлось, поэтому Дмитриев показывал лишь медленный мощный кроль вдоль берега. Екатерина Ивановна не отставала, махала сажёнками. Рома переносил толстые руки медленно, пытался подражать Сергею Петровичу.

На открытых буграх, на солнцепёке, уже вызрела земляника. Собирали в стеклянные банки. Не забывали кидать в рот.

Потом залезли в малинник в низине. Рома разом забыл Москву. Забыл свои шахматы и формулы – ел малину горстями.. Обирающий ягоду Дмитриев смотрел на него снисходительно. Вроде уже излечившегося вампира.

Вернулись на дачу ближе к вечеру. Немного отдохнули, полили огород и отправились домой.

Оставшийся Свищёв плясал, боролся со своим фонтаном.

4

Всё чаще и чаще скребла мысль, что нужно рассказать всё старику. О внуке его, о правнуке. Раскрыть ему глаза. Что дальше тянуть нельзя. Потом будет ещё труднее. Ситуация, в которую загнала себя сама, давно созрела, нарвала. Её нужно было вскрыть, в конце концов. А там уж – что будет.

Городскова застывала с торчащим шприцем в руке. Не видела подкрадывающейся, вернувшейся с того света попы. Попы Пивоваровой. Которая уже стояла наклонённая: «Ну что же ты, доча? Тяжело стоять». Медсестра спохватывалась: «Извините, Анна Ефимовна». Мягко ставила укол. Помогала надеть штанишки.

Старик был постоянно закрыт, неприступен. Нахрапом брать такую крепость немыслимо. Это – по умолчанию. Нужно дождаться момента, когда он отмякнет на какое-то время, станет лиричней, что ли, пустится в воспоминания. И притом только с ней, без Ромки.

Впрочем, такой момент недавно был, но и его упустила.

Старик приехал за свитером для Ромки. («На вечерних рыбалках свежо, Екатерина Ивановна».) Взять его и сразу уехать назад. Она всполошилась: как же мальчишка там один! Сергей Петрович! (Мол, чего же ты, старый идиот, одного его оставил?)

Странный упрёк, нахмурился Дмитриев. Нужно бы знать своего внука. Человека ответственного.

Сухо сказал:

– Он поливает огород, Под присмотром Свищёва.

Подошёл к фотографиям на стене. Их можно будет спокойно рассмотреть. Пока за спиной переворачивают весь дом, ищут свитер.

Постояв перед сердитым (ответственным!) Ромой в центре, сдвинулся от него к другой фотографии. Рядом.

Молодой мужчина с высоким лысым черепом в форме кудрявой беседки. Тупо-острый нос. Напряженные глаза в черепе будто бы на защите интеллектуальной собственности… Это и есть, по-видимому, отец Ромы. Валерий Алексеевич Городсков… Что-то неуловимо знакомое в нём проступало. Где-то когда-то уже виденное. На Екатерину Ивановну совсем не похож. Остаётся – обликом в неизвестного общественности папу. Да. Только так.

Старик отошёл от фотографий.

Однако за столом был рассеян. Глотал чай безотчётно. Блуждающие глаза его роднились с луноходами.

Неожиданно спросил:

– А чем Валерий Алексеевич занимается в министерстве? Конкретно?

Никогда не спрашивал! Как будто тот и не существовал!

Вместо того, чтобы спокойно сказать старику: да это же внук ваш, Сергей Петрович. Неужели не узнали? – и даже рассмеяться – Городскова похолодела. Быстро глянула на Валерку на стене. Начала что-то говорить о нём, отвечать. Общими словами. Второй референт он, Сергей Петрович. Участвует в заседаниях. Видимо, что-то подсказывает шефу. Ну министру.

– Вы говорили, что он пишет диссертацию. Какова её тема? – всё допытывался старик, перестав пить чай.

– А вот этого я совсем не знаю, – окончательно сконфузилась Екатерина Ивановна.

– Жаль. – Старик вернулся к печенью, к чаю, снова ушёл в себя. Забыто слетали с губ слова: – Матери бы об этом нужно знать.

Неужели узнал, почувствовал что-то, всё следила за блуждающими глазами Екатерина. Так и упустив момент.

Потом ещё был подобный случай, когда можно было сказать старику. Правда, не под фотографиями, а на почте, куда зашла зачем-то с ним получить перевод от Валерия. (Перед поездкой на дачу, где их ждал Рома.) И тоже не решилась, не посмела. И старик стоял рядом, пока заполняла бланк. Постукивал пальцами по стойке, и лицо его было недовольное и даже злое. Словом – никак. Язык опять не повернулся.

В августе приехала Галина.

Сёстры не виделись полтора года. Галина сильно постарела. Из вагона, хватаясь за поручни, спускалась тощая старуха с поредевшими космами серого цвета.

Обнимая её, чувствовала в руках какую-то неустойчивую жесткую механическую куклу.

– Ну, ну. Телячьи нежности ещё какие-то, – сердилась Галина. – Вези вон лучше чемодан.

Дома оставила её мыться и отдыхать, а сама поспешила обратно в поликлинику.

Вечером две сестры ужинали. Галина оглядывала комнату. Верная себе, давала указания. Вымытые волосёнки её походили на рассыпавшуюся хижинку китайца. Диван переставить вон туда. Телевизор тоже туда. Тумбочку сюда. Стол вообще выкинуть, купить новый. А шторы? Что это за шторы у тебя на окне? Это же жёлтая Африка! С папуасами! Жёлтый дачный огород! Завтра же купим новые. В общем – начальница. Бывший прораб. Всю жизнь среди мужичья. На стройках. Сейчас на пенсии. Беломорины только в зубах не хватает. Курить бросила.