Железный трон

Они охотно отвечали на некоторые вопросы о себе, но лишь до известного предела. Половинчики обладали умением уходить от нежелательных вопросов, ходя вокруг да около заданной темы и делая вид, будто отвечают собеседнику, кода на самом деле они лишь морочили ему голову бессодержательной болтовней. Разговаривать с половинчиками порой бывает все равно, как пытаться поймать блуждающий огонек, подумал Эдан. Они казались достаточно открытыми и дружелюбными, однако при этом многое держали при себе.

Футхарк не раз сопровождал их в путешествиях по Миру Теней, но о Холодном Всаднике упомянул впервые, и если бы они не встретили его, Футхарк — в этом Эдан не сомневался — не заговорил бы о нем сам.

Если этот таинственный призрак внушает ему такой ужас, почему он продолжает возвращаться сюда? Почему соглашается проводить их через Мир Теней? Почему просто не поселится в Керилии, в относительно безопасном месте дневного света, чтобы никогда не возвращаться в эти места, некогда покинутые его народом? Действительно ил дело заключалось только в деньгах или в необходимости, как утверждал Футхарк? Половинчики нуждались в средствах к существованию, как и любые другие, но было много половинчиков — подавляющее большинство их, насколько знал Эдан — которые нашли свое место в жизни, став ремесленниками, торговцами, купцами или актерами в Керилии, и никогда не возвращались в мир, откуда пришли. Что заставляло Футхарка и его разведчиков поступать по-другому?

Конечно, им платили очень хорошо. Но только ли в этом дело? Если Холодный Всадник внушает половинчикам такой ужас, что они бежали из своего мира, зачем возвращаться сюда, рискуя встретиться с ним? Эдан попытался поставить себя на месте Футхарка и рассмотреть возможные варианты, как его учил отец. Предположим, что-то заставило его бежать из собственного мира, с родины, знакомой ему с малых лет? Разве не останется у него, несмотря на все опасности, желания вернуться? Вероятно. Для него было немыслимым покинуть Ануир навсегда. В этом городе он родился и вырос. Он знал здесь каждую улицу и переулок, как свои пять пальцев. Ему было бы трудно покинуть Ануир, чтобы никогда уже не вернуться. Эдан не сомневался, что его всегда тянуло бы на родину — и если бы отчего-то Ануир, подобно миру половинчиков, пришел в страшное запустение, он, безусловно, лелеял бы мечту вновь увидеть родные места такими, какими они некогда были.

Вот сейчас, существуя вне времени, Эдан двигался сквозь холодный и туманный мир, который всегда производил впечатление скорее кошмарного сна, чем реальности; и он чувствовал мучительное, страстное желание вернуться в свой мир, на знакомую землю. Тогда разве не то же самое чувствуют половинчики?

Он всегда навещал могилу отца, когда возвращался домой с войны или слишком уставал от возложенного на него бремени ответственности. Он приходил рано утром, когда кладбище еще было безлюдным, садился на землю рядом с могильным холмом, возвышавшимся над последним пристанищем отца, и разговаривал с ним, облегчая душу, спрашивая совета и наставления. Конечно, это было не то что беседа с живым отцом, хотя Эдану хотелось думать, что где-то на небесах отец по-прежнему слышит его и ниспосылает ему свою силу и мудрость. Эта мысль приносила Эдану великое утешение. Возможно, что-то подобное испытывал Футхарк и другие половинчики, постоянно возвращаясь в мир, из которого некогда бежали. Он уже был не тем, что раньше, но они находили некоторое утешение, возвращаясь в него.

— Из всех известных мне людей, — сказала Сильванна, прерывая его раздумья, — ты молчишь наиболее красноречиво.

Эдан взглянул на не и слабо улыбнулся.

— Прости. В этом походе я не очень занимательный спутник.

— Я не это имела в виду. Я не жаловалась. Я просто хотела заметить, что всегда могу сказать, когда ты встревожен.

— Неужели на моем лице все написано? Это плохая черта для императорского министра. Придется исправиться.

— Мы вернемся благополучно. Не беспокойся.

— Беспокоиться — моя обязанность. У императора для этого нет ни времени, ни желания. Я должен беспокоиться за него.

— А кто будет беспокоиться за тебя?

— Я беспокоюсь за нас обоих. Временами это довольно изнурительное занятие.

— Если хочешь, я могу беспокоиться за тебя. Таким образом я освобожу тебя хотя бы от части ноши.

Эдан взглянул на Сильванну и увидел, что она улыбается. Против своей воли он ухмыльнулся.

— Знаешь, иногда мне кажется, что ты действительно начинаешь вести себя по-человечески.

Она презрительно фыркнула.

— А вот от оскорблений ты мог бы и воздержаться.

Прорезавшие ночную тишину крики были неожиданными и ужасными. Они донеслись сзади, из замыкающих колонну рядов. Эдан и Сильванна развернули коней одновременно, и меч Сильванны со звоном покинул свои ножны. Следующие сразу за ними солдаты остановились и без колебаний, молниеносно заняли оборонительную позицию, готовые встретить любое нападение с флангов. Приобретенные в боях инстинкты отлично служат им, подумал Эдан, и полезны еще и тем, что, срабатывая, в считанные секунды придают войску устрашающий вид.