Железный ветер

На палубе разверзся подлинный ад. Передняя треть палубы страшно вспучилась, пошла разрывами и лохмотьями искореженного металла, ощетинилась древесными щепками. Были видны огромные буруны, вырывающиеся по бокам, из-за бортов, корабль ежесекундно принимал тонны воды и стремительно уходил под воду со все увеличивающимся креном на нос. Люди метались по кораблю, падали за борт. На глазах у Сергея давешняя старушка споткнулась и покатилась по настилу, пытаясь зацепиться за что-нибудь, собачка тоскливо выла, не в силах освободиться от поводка, увлекаемая вслед за хозяйкой в бездну.

Сергей мотнул головой, сбрасывая пелену с глаз, непослушными пальцами защелкнул последнее крепление на жилете девушки. И сразу же огненная полоса прошла рядом с ним, выбивая искры, пробивая металл и плоть. И еще одна, и еще – планеры кружили над тонущим судном, расстреливая людей на палубе и в воде.

Что-то ударило его в спину, несильно, как будто слегка толкнули раскрытой ладонью. Ноги сразу онемели и подломились. Тяжесть и слабость разлились по всему телу, что-то теплое побежало по пояснице.

– За борт… и плыви… – только и сумел он сказать, чувствуя, как подкашиваются ноги, тяжело оседая на скользкую палубу, мокрую от воды и крови. Разум отказывался признавать случившееся, но тело инстинктом тысячелетней эволюции понимало, что это все…

Она смотрела прямо на него огромными, расширенными глазами, в которых бился смертельный ужас, и Сергей понял, что девушка не видит и не слышит его, ее вообще нет с ним. Все случившееся было слишком неправдоподобным и невозможным, так просто не могло быть, не здесь, не сейчас, не с ней. И ее разум просто отказался воспринимать реальность. Ксения смотрела в пустоту невидящим взглядом, бледные губы дрожали, не в силах вымолвить ни слова.

– Прыгай! – крикнул он ей, хлестнул по щеке. Но вместо крика из горла вырвалось лишь слабое сипение, а вместо удара – слабый толчок. Она пошатнулась и села, обхватив свободной рукой поручень, даже не изменившись в лице.

– Боже мой… – только и сумел сказать он. Теперь пришла боль, безмерная, всепоглощающая, но это было даже хорошо, боль заставила почувствовать отказывающиеся слушаться ноги.

«Гордость» ушла под воду уже наполовину, обезумевшие от ужаса люди метались по палубе, бросались в воду, кто успев схватить жилет или плотик, кто просто надеясь на удачу. А над этим хаосом смертными тенями метались летающие убийцы, неустанно поливая корабль и людей свинцом. Инженер понял, что еще минута, даже меньше, и «Гордость» затонет. Если его любимая останется на палубе, то почти наверняка погибнет. Если же окажется за бортом, то будет призрачный, исчезающее малый шанс, что она останется жить.

И все оставшиеся ему мгновения жизни, вытекающие из тела вместе с кровью из раны, Сергей вложил в три простых движения.

Встать… Ноги не слушаются, ноги не держат, но это ничего… ничего…

Взять ее… обеими руками. Крепко. Изо всех сил…

И выбросив ее за борт, он упал мертвым.

Через полминуты вода, покрытая мазутной и кровавой пленкой, сомкнулась над «Гордостью Франкфурта». На поверхности среди водоворотов остались обломки надстроек, спасшиеся пассажиры и покачивающиеся на взбаламученных волнах трупы. Сделав прощальный круг, крылатые убийцы потянулись обратно, в ту же сторону, откуда пришли, за исключением одного. Немногие оставшиеся в живых провожали их взглядами с ужасом и ненавистью, надеясь, что это конец страшным испытаниям, но они ошибались.

Два бочкообразных предмета, сброшенные последним планером на небольших парашютах, приводнились незаметно и тихо. И через несколько мгновений вспухли полусферами всепожирающего пламени, расходящегося по воде в клубах пара, уничтожая, обращая в пепел все – и живое, и неживое.

Глава 2 Исландия молчит

5 августа, день второй

«Блудный сын возвращается домой, – улыбнувшись, – подумал Виктор. – Интересно, ожидать ли упитанного тельца, заколотого к приезду любящим отцом?»

Тихо шуршали по дорожному покрытию широкие шины, ровно гудела дизельная спарка. Девятивагонный автопоезд приближался к пригородам Мурома, пробивая ночную тьму ярчайшим светом фронтальной батареи галогенов.

Последние четыре месяца не баловали Виктора Таланова бытовым комфортом. Тесные отсеки военных дирижаблей, еще более тесные кабины гиропланов, чуть более свободные, но гнетущие кубрики субмарин. Вездесущие запахи металла, масла и газойля пополам с бензином. Острый аромат жизни, балансирующей на грани встречи со смертью. А потом была прокаленная сушь африканских пустошей, где солнце похоже на адский очаг, а природа и люди безжалостны к слабым.

Африка, пожалуй, единственное место на земле, где еще остались голод и нищета. Не недоедание и скверные условия жизни, а настоящий голод, непрерывно собирающий богатую смертную дань. И настоящая нищета, отчаянная, неприглядная, безыскусная.