Железный занавес. Подавление Восточной Европы (1944–1956)

В 1945–1953 годах Советский Союз коренным образом переустроил весь регион, от Балтики до Адриатики, от самого сердца европейского континента до его южной и восточной периферий. В этой книге, однако, я сосредоточусь исключительно на Центральной Европе. Касаясь по ходу повествования Чехословакии, Румынии, Болгарии и Югославии, основное внимание я все же уделю Венгрии, Польше и Восточной Германии. Причем эти три страны были избраны мной не потому, что они похожи, а, напротив, из-за того, что они отличаются друг от друга.

Прежде всего различным был их военный опыт. Германия, разумеется, выступив агрессором, понесла наиболее ощутимые потери. Польша мужественно сопротивлялась немецкой оккупации и была в рядах союзников, хотя ей не удалось разделить с ними плоды победы. А Венгрия оказалась где-то посередине, экспериментируя с авторитаризмом и сотрудничая с Германией. Когда она попыталась сменить знамена, было уже слишком поздно. Исторический путь, пройденный этими тремя странами, также был самобытным. Германия на протяжении десятилетий оставалась экономическим и политическим гегемоном в Центральной Европе. Польша, хотя и была континентальной империей в XVII веке, в следующем столетии подверглась расчленению тремя другими империями и в 1795 году полностью утратила суверенитет, вновь обретя его лишь в 1918 году. Наконец, вершина могущества и влияния Венгрии пришлась на начало XII века. В новейшее время, после Первой мировой войны, эта страна потеряла две трети своей территории, и этот опыт оказался настолько болезненным, что он сказывается на венгерской политике и сегодня.

Накануне войны ни одно из этих трех государств не было демократическим в строгом смысле слова. Но у каждого из них был опыт политического либерализма, конституционного правления и свободных выборов. Повсюду имелись фондовые рынки, иностранные инвестиции, общества с ограниченной ответственностью и законы, гарантировавшие право собственности. Повсеместно действовали гражданские институты — церкви, молодежные организации, профессиональные союзы, порой насчитывавшие сотни лет, а также давние традиции печатной прессы. В Польше первая газета появилась в 1661 году. Перед приходом Гитлера к власти рынок немецких СМИ был чрезвычайно конкурентным. Все три страны имели разветвленные экономические и культурные связи с Западной Европой, которые в 1930-е годы были гораздо прочнее их связей с Россией. В истории и культуре этих государств не было каких-то особенностей, обрекавших их на то, чтобы стать тоталитарными диктатурами. Более того, Западная Германия, идентичная с Восточной Германией в культурном смысле, стала либеральной демократией — как и Австрия, которая наряду с Чехословакией и Венгрией долгое время была частью империи Габсбургов.

История порой предстает чем-то неизбежным, и в десятилетия, последовавшие за насаждением коммунизма, некоторые пытались объявить такой путь Восточной Европы фатально предопределенным. Говорили, в частности, что восточная часть континента была беднее западной (несмотря на то что Германии это не касалось); что народы восточной половины были менее развиты (несмотря на то что Венгрия и Польша выглядели более передовыми в сравнении с Грецией, Испанией и Португалией); что Восточная Европа была менее индустриализированной (несмотря на то что чешские земли являлись одним из ключевых очагов европейской индустриализации). Но в перспективе 1945 года никто не мог предположить, что Венгрия с ее давними связями с германоязычной частью Европы, Польша с ее ярой антибольшевистской традицией или Восточная Германия с ее нацистским прошлым задержатся под политическим ярмом Советского Союза на полвека.

Когда эти страны попали под контроль СССР, почти никто за пределами региона не понимал, как это произошло и почему. Даже сегодня Восточную Европу нередко рассматривают сквозь призму холодной войны. Выходящие на Западе книги о послевоенной Восточной Европе, за редкими исключениями, фокусируются на противостоянии Востока и Запада, на разделении Германии («германском вопросе») или на создании НАТО и Варшавского договора[30]. Сама Ханна Арендт пренебрегала послевоенной историей Восточной Европой как малоинтересной: «Дело выглядело так, будто бы русские правители в неимоверной спешке воспроизвели здесь все стадии Октябрьской революции вплоть до установления тоталитарной диктатуры; следовательно, мы имеем дело с историей хотя и невыразимо ужасной, но не слишком интересной и вполне типовой»[31].