Железо

Я человек с летающей тарелки. Я из другого мира, я в ловушке вашего, пока не прилетят меня освободить. Приземлится тарелка, Джими Хендрикс и Джон Колтрейн откроют люк и велят мне лезть внутрь, пока никто не взорвал корабль. Я только спрошу, почему их не было так долго. И через несколько секунд нас здесь уже не будет. Я тихо сижу в номере отеля. На двери три замка. Никто не знает, что я здесь, кроме дамы за стойкой, но ей всё равно. В окне пролетают машины, и никто не кричит моё имя. По коридору мимо моей двери проходят люди, но никто не стучится. Город сверкает и переливается огнями за моим окном. В такие минуты жизнь почти сносна. Никаких телефонных звонков, никакой необходимости выносить чьё-то общество. Я могу думать о своём. Какое-то время уворачиваться от их камней и стрел. От людей мне становится грустно и хочется одиночества. Мне лучше бродить одному. Мне нравится есть в одиночестве. Кино лучше смотреть одному. Одному безопаснее, поскольку привлекаешь меньше внимания, а когда ты один, посторонним труднее тебя понять. Кроме того, нужно думать только о себе, и не обязательно беспокоиться, как люди рядом будут справляться с неприятными ситуациями. Я лучше буду один и в меньшинстве, чем со слабаком под боком. Музыка звучит лучше, когда её слушаешь один. Книги лучше читать, когда сидишь один в комнате. Здорово бывает любоваться живописью, но только если не слышать, как кто-то дышит у тебя за спиной. Люди портят почти всё. Когда рядом люди, мне кажется, что у меня ничего нет и я урод. А сам по себе я не чувствую себя так и вполовину. Я устал быть уязвимым идиотом, постоянно объясняющим, что у него на уме. Я устал унижать себя снова и снова. Только дурак доверяет человекообразным. С ними можно лишь предугадывать, что ещё они выкинут, и готовиться к тому, что может случиться. Посмотрите, как происходят разводы. Казалось бы, люди должны понимать, что у них ничего не получается, и просто заканчивать всю эту бодягу. А я слыхал о тех, кому вычищали банковские счета при разводе. Трудно поверить, что они вообще соединялись только для того, чтобы провести остаток жизни вместе. Представьте, какая подстава. Много лет после развода люди проводят в глубокой депрессии, вынуждены ходить к психотерапевту. Они всё время злятся. Я не могу им сочувствовать, они сами виноваты. Уэйко, Джонстаун – во всём виноваты они сами. Потом они тебе скажут, что если ты не вышел и даже не попытался, ты и не жил по-настоящему. По-настоящему не жил в аду, вы хотите сказать. Сейчас где-то, в каком-то городе, в окне горит свет. Занавески почти задёрнуты, и с улицы ничего не видно. Там играет музыка, а дверь заперта. Это я.

Прекрасные исшрамленные прошли по всей земле, поджигая дома и ломая часы. Все структуры стали вымирающими видами. Время погибло. К власти пришла реальная жизнь. Они сразу же стали истинными богами. Нет нужды говорить. Будем общаться касаниями и инстинктами. Нам не нужны слова. Мы это уже миновали. Такова наша судьба – родиться красивыми в безобразное время. Мы вдыхаем жизнь перед лицом главнокомандования Смерти. Я жив благодаря твоей животной грации. Мои вены вспухают под твоим хищным взглядом, от твоей упругой кожи. Ты разрушительно прекрасна. От одной мысли о тебе костяшки моих пальцев белеют. Мне не нужен бог. У меня есть ты и твои прекрасные губы, твои руки, обвивающие меня, ногти, оставляющие неощутимые раны, твоё жаркое дыхание на моей шее. Вкус твоей слюны. Тьма принадлежит нам. Ночи – наши. Всё, что мы делаем, – тайна. Ничто наше никогда не поймут – скорее будут бояться и постараются держаться подальше. Наши деяния станут легендами, небылью, источником непреходящего вдохновения для храбрых сердец. Мы с тобой здесь, на полу этой комнаты. Вне жизни, вне морали. Мы – светящиеся твари, расцвеченные мягким сиянием лунного света. Наши глаза превратились в алмазы, а поступки – пример непосредственного совершенства. Всю свою жизнь я ждал встречи с тобой. Моё сердце колотится о рёбра при мысли о тех зарезанных ночах, когда я шатался по свету, ожидая твоего касания. Время, что я уничтожил, пока ждал, как в пожизненном заключении. Теперь ты здесь, и всё, к чему бы мы ни прикоснулись, взрывается, расцветает или превращается в пепел. История дробит и отрицает себя с каждым нашим общим вздохом. Ты мне нужна, как жизнь нужна жизни. Я безумно хочу тебя, как стихийное бедствие. Ты всё, что я вижу. Ты всё, кого я хочу знать.