Железо

8 марта 1989. Дортмунд, Германия: У меня что, разум отшибло? Сколько чашек я выпил? Зачем я с собой так поступаю? Я ввалился в ресторан отеля полчаса назад, полдня назад, полчаса, полдня? Только что кофейная барышня наговорила мне кучу гадостей, потому что я налил себе кофе сам и не позволил сделать это ей. Я мог только улыбаться, смотреть в сторону и подавлять желание вцепиться ей в глотку. В Дортмунде льёт. Когда я был здесь в последний раз, тоже шёл дождь.

Селби говорил мне вчера что-то о романтике, и я задумался. В данный момент кофе на столе, чёрная кровь всемогущего кофейного бога бурлит у меня в желудке. Я не могу ничего сделать, но отдаюсь буре.

Романтика? Чёрт, та девушка, с которой я раньше встречался в Лос-Анджелесе. Она всегда говорила мне гадости из-за полного отсутствия у меня романтического чувства. Один раз я ей сказал, что любовь и романтику из меня вышибли. Конечно, глупее в жизни я ничего сказать не мог, но я думал, что это произведёт на неё большое впечатление, большой контраст с моим обычным мужским зависом. Она не позволила мне об этом забыть. Всё спрашивала: «Почему ты никогда не присылаешь мне цветы? Ах да, это было выбито из тебя. Извини». Ну, сейчас 1989 год, мне двадцать восемь, и секс для меня отнюдь не новое переживание. В данный момент он – биомеханика. Может, я где-то по дороге с ним облажался.

Пару лет назад у меня была короткая и быстротечная встреча с романтикой. Мне она снилась, я писал о ней и ей. Я даже имени её не знал. Она работала в таком месте, куда я часто заходил. Она тогда была совершенной, она не могла иметь недостатков. Великолепно, тотальная нереальность. Романтика. В конце концов, я встретился с ней, и какое-то время всё было прекрасно. Я отправился куда-то на гастроли, писал ей всё время, звонил ей дважды за тысячи миль. Отвечала она всегда одинаково, словно я звонил ей с другой стороны улицы. Ей было наплевать. Когда я приехал домой, она написала мне Письмо. В нём говорилось, что она больше не хочет быть со мной. Что мне интереснее пахать, а не поддерживать капризы неделовых или немузыкальных отношений. Потом я написал песню о том расстоянии, которое я чувствовал, думая о той девушке. Главными строчками в песне были слова: «Чем ближе я к тебе, тем дальше от тебя». Я думал, что всё то время, пока я был с нею, я очень старался выкинуть это из головы. Романтика прошла испытание временем.

Селби сказал, что хочет немного романтики в своей жизни. Сказал, что ему приятно посылать кому-то цветы и открытки. Наверное, тут нет ничего плохого, тем более что говорил это Селби, а он мужчина. Я знаю одну девушку, она присылает мне цветы, открытки и прочую чепуху. Конечно, я немедленно их выбрасываю и думаю, сколько всего я мог бы сделать на те деньги, что она потратила на этот мусор. После того как мы трахаемся, она скрывается в ванной. Через минуту выныривает с влажной мочалкой и вытирает мне член. Ну не мило ли? Компания «Холлмарк», выпускающая поздравительные открытки, должна бы сделать такую, с хорошенькой надписью: «Ты такая красивая, когда вытираешь сок с моего усталого члена».

Может быть, я перегорел. Типичный мужлан, мерзкий неопрятный ёбарь, настоящий американский красавчик. Это форма слепоты, вазелин на объективе, никаких проблем. Я знаю, ты сейчас смеёшься, считая меня полным выродком. Я последний человек, неромантический тип, который во всём видит лишь жирнозадую биологическую оргию. Ну и ладно.

Может, в один прекрасный день я из всего этого вынырну, но вот сейчас… мне schwarz, пожалуйста!

10 марта 1989 г. Берлин, Германия: Что лучше всего подходит к чашке кофе? Ещё одна чашка. Утренний кофейник преданно стоит слева от меня на отдельной горелке. Через несколько часов мне ехать в Кёльн. Небо сегодня серое. Я один в ресторане большого отеля. Я завтракал сегодня вместе с Селби; мы делали это последние несколько дней. Он великий человек. Для меня честь – путешествовать с ним, быть рядом с ним всё время, видеть каждый вечер, как он работает. Это много значит для меня – всё.