Железо и кровь. Франко-германская война

Привлеченные ресурсы позволили на регулярной основе формировать все новые армейские корпуса. К концу октября самый боеспособный 15-й корпус насчитывал 60 тыс. человек и 128 орудий, 16-й — 35 тыс. человек и 120 орудий. В течение ноября были организованы 17-й, 18-й и 20-й корпуса и начато формирование 21-го и 22-го (последний — в северных департаментах Франции). Эти два корпуса наряду с 23-м были готовы к боевым действиям в течение декабря 1870 г. В январе к ним добавились 24-й и 25-й, а также начали свое формирование 19-й и 26-й. Каждый корпус состоял из трех пехотных дивизий и, в ряде случаев, одной кавалерийской дивизии. Все корпуса обеспечивались собственным артиллерийским резервом[634]. Стремительный рост числа формирований стал неразрешимой головной болью для воссозданной интендантской службы. Несмотря на все масштабные усилия, жалобы на недостаток и качество обмундирования и снаряжения неисчислимы. Мобилизация гражданских медиков и аптекарей обеспечила войска минимальным уровнем необходимой медицинской помощи. Организованные в тылу госпитали могли вместить до 100 тыс. пациентов[635].

Еще сложней было восполнить дефицит способных и опытных офицеров. Две меры Гамбетты особенно радикально ломали прежний порядок: декрет от 13 октября, отменявший прежний порядок чинопроизводства, и практика вмешательства гражданских лиц в механизм функционирования армии. Испытывая острую нехватку офицеров, французские власти, по примеру северян в Гражданской войне в США, приступили к широкой практике раздачи офицерских рангов на время войны, которые после ее окончания подлежали пересмотру. Несмотря на целый ряд удачных назначений, сформировать заново полноценный офицерский корпус оказалось невозможно. Даже в январе 1871 г. большинством бригад армии генерала Шанзи командовали полковники и даже майоры. Организация в департаментах лагерей подготовки новобранцев была возложена на гражданские власти; ширилась и практика назначения в армию облеченных личным доверием Гамбетты комиссаров. Так, в Нормандию комиссаром был отправлен инженер Сади Карно — будущий президент французской Третьей республики.

Назначение генералов стало прерогативой заместителя военного министра Фрейсине. Властная натура последнего, не склонного прислушиваться к доводам военных, оставляла свой отпечаток. Неудивительно, что многие французские генералы быстро прониклись враждебностью лично к Фрейсине и республиканским властям, имевшим склонность перекладывать ответственность за военные неудачи на командующих, а самих себя выставлять заложниками инициатив правительства в Париже[636]. Гамбетта и Фрейсине запрашивали мнение генералов при планировании операций, однако, как показывала практика, руководствовались им далеко не всегда. Подлинный генеральный штаб при военном министре создан не был. Фрейсине оправдывал это нехваткой кадров: все наиболее способные военачальники находились в войсках[637].

После войны генералы-монархисты, оказавшиеся на службе у Республики, не скупились на критику: генерал Орель называл Фрейсине «злым гением нашей родины», а генерал Мартен де Паллиер не менее ядовито клеймил новую военную администрацию целиком, «составленную из людей, несомненно, широкой подготовки, поскольку они не имели никакой подготовки специальной»[638]. Даже республиканец генерал Шанзи видел в Фрейсине прежде всего авторитарного человека, желавшего лишь навязать свою волю. Генерал Борель, начальник штаба Луарской армии, одним из немногих воздавал новой военной администрации должное как сделавшей все, «что только было в человеческих силах»[639].

Гамбетта был полон нетерпения и требовал скорейшего перехода к активным действиям. Военные терпеливо объясняли ему, что для превращения толп новобранцев в боеспособную армию нужно время. В начале октября французы предприняли попытку перерезать железную дорогу Страсбург — Париж, однако Вердер без труда отбросил их. 31 октября немцы заняли Дижон, 8 ноября — Безансон. От дальнейших поражений на этом участке французов спасало только отсутствие у немцев достаточных сил.

В течение октября во Франции возникли три ядра будущих армий — на северо-западе, в районе Амьена, в центре страны, к югу от Луары, и на востоке, в районе Лиона и Дижона. Германское командование следило за происходящим с возрастающей тревогой. «Конечно, все эти импровизированные «армии» не имеют внутреннего стержня, — писал Мольтке 20 октября командиру VIII армейского корпуса генералу фон Гебену. — И все же против них приходится направлять соединения, и мы вскоре будем вынуждены привлечь для этого силы с Мозеля <…> Было бы очень желательно, чтобы неминуемый скорый кризис в Меце произошел до этого»[640].