Соглашения вступали в силу с 1 января 1871 г. и подлежали ратификации национальными парламентами. Последняя была произведена в течение декабря везде, за исключением Баварии, где договор был ратифицирован только в конце января, причем необходимые две трети голосов депутатов удалось набрать лишь с большим трудом.
В результате переговоров южногерманским государствам был сделан ряд уступок. В частности, были расширены права бундесрата (органа власти, представляющего интересы отдельных государств-членов), осложнена процедура изменения конституции. Баварцы смогли сохранить свою собственную армию, которая в мирное время подчинялась баварскому королю; такая же автономия существовала в сфере военных расходов. Баварии и Вюртембергу было предоставлено право самостоятельно регулировать на своей территории сферу почты и телеграфа, а Баварии — еще и сферу железнодорожного транспорта. Бисмарк заявлял, что не пошел бы на эти уступки, если бы международная ситуация не требовала скорейшего завершения объединительного процесса[971]
.Серьезное сопротивление достигнутые соглашения встретили в Северогерманском рейхстаге. Значительная часть депутатов (в первую очередь от либеральных партий) считали, что национальное немецкое государство должно быть унитарным, без каких-либо уступок партикуляристам. «То, как Бавария вынужденно вступает в союз, является здесь предметом насмешек», — писал Гогенлоэ-Шиллингсфюрст в Берлине в начале декабря[972]
. Той же позиции придерживались прусский кронпринц и его супруга. Прогрессисты требовали принятия совершенно новой конституции. Лишь с некоторым трудом удалось преодолеть намечающийся кризис. Бисмарк вновь задействовал все доступные инструменты, пригласив в Версаль парламентскую делегацию, отправив в Берлин Дельбрюка и во всеуслышание угрожая уйти в отставку[973]. 5 декабря слушания в рейхстаге начались. Уже 9 декабря состоялось итоговое голосование, в ходе которого договоры с южногерманскими государствами были приняты 195 голосами против 32[974].Однако созданный на скорую руку Германский союз был не более чем технической, переходной формой. Единая Германия должна была стать империей.
Вопрос императорского титула оставался дискуссионным на протяжении всей осени. Воспоминания о Первой империи — включая ее бесславный конец — играли здесь большую роль. Сам прусский король, привязанный к своей родной стране, внутренне противился необходимости принимать императорскую корону, видя в этом «разрыв со старыми прусскими традициями»[975]
. Вильгельму I казалось, что ему предлагают променять надежный, освященный славой предков королевский титул на нечто пышное, но аморфное и символическое. Аналогичной точки зрения придерживались многие. «Лучше остаться добрыми пруссаками», — писал майор Кречман 27 ноября[976].Фридрих Вильгельм, наоборот, был убежденным сторонником провозглашения империи; еще 11 августа в беседе с известным писателем и либеральным политиком Густавом Фрейтагом он заявил о том, что прусский король должен стать императором[977]
. Однако убедить в этом Вильгельма I стоило большого труда.Впрочем, и король, и Бисмарк стремились к тому, чтобы инициатива исходила не от народных представителей, а от других монархов. Наиболее достойным кандидатом на эту роль выглядел опять же Людвиг II. Вопрос обсуждался на различных уровнях начиная с сентября; Бисмарк привел в действие все возможные рычаги. Посредником также вновь выступал великий герцог Баденский, угрожавший баварскому королю, что если он не возьмет инициативу на себя, то это сделают другие князья или, того хуже, парламент[978]
. В конце концов в ноябре с Людвигом были начаты тайные переговоры; решающим аргументом стала крупная денежная сумма в два миллиона гульденов (около четырех миллионов марок) и ежегодная пенсия из секретного фонда[979]. Все это позволяло баварскому королю дальше предаваться своему недешевому увлечению в виде строительства замков. Уже 3 декабря в Версале прусский король получил письмо от Людвига II, в котором последний предлагал Вильгельму от лица всех германских государей принять императорскую корону. Письмо, естественно, было составлено Бисмарком и лишь подписано баварским королем. «В противном случае это сделали бы другие князья или даже рейхстаг, — оправдывался Людвиг II перед братом. — Если бы Бавария могла существовать в одиночку, отдельно от Союза, это было бы безразлично, однако сейчас это невозможно политически — народ и армия выступят против»[980].