Для большинства немцев начало войны стало полной неожиданностью, громом среди ясного неба. Патриотический подъем действительно имел место; отправлявшегося из Берлина на театр военных действий прусского короля провожали ликующие толпы. Венский журналист Генрих Поллак, оказавшийся в эти дни в прусской столице, вспоминал: «Войска, проходившие через город, встречали восторженный прием, а перед королевским дворцом стояли сотни людей, смотревшие на <…> окно рабочей комнаты короля и громко ликовавшие каждый раз, когда старый монарх появлялся в нем или хотя бы тень свидетельствовала о его присутствии. Ничто не указывало на серьезность ситуации, на опасности, которые влечет за собой война. Все выглядело так, словно она уже завершилась, словно кампания уже увенчана победой — таким было повсеместное воодушевление, охватившее в равной степени все слои населения»[928]
. Бешеную популярность приобрела песня «Стража на Рейне» — несмотря на то что текст ее был написан еще в 1840 г. и положен на музыку в 1854 г., многие впервые услышали ее только в эти летние дни 1870 г.Однако этот энтузиазм был характерен в первую очередь для прусского среднего класса, сосредоточенного в больших городах. В сельской местности, на недавно присоединенных к Пруссии территориях, а также в южногерманских государствах реакция на начало войны была далеко не столь восторженной. Британский журналист У. Рассел вспоминал о весьма холодном приеме в Ганновере: «Наш военный эшелон не вызывал ни малейшего энтузиазма у горожан, рабочих и крестьян, находившихся на вокзале. Они смотрели на нас холодно и не отвечали на приветствия солдат»[929]
.В Бадене преобладал страх перед возможным французским вторжением — страх, который не удалось полностью преодолеть почти до самого конца войны. Такие же опасения существовали в баварском Пфальце и в западных провинциях Пруссии; их разделяла даже супруга прусского кронпринца. Аналогичная ситуация сложилась на побережье Северного моря, где местные жители с тревогой ждали французского десанта. В начале войны победа ни в коей мере не казалась гарантированной, и только блестящая августовская кампания изменила настроения к лучшему.
Попытка сформировать в Вюртемберге добровольческий корпус провалилась в связи с нехваткой добровольцев. У большей части баварцев война также не вызывала большого энтузиазма. В конце июля, когда прусский кронпринц посетил столицы южногерманских государств, войсками которых ему предстояло командовать, его повсюду встречали с большой пышностью. Однако внешний блеск не мог обмануть проницательного наблюдателя; князь Хлодвиг цу Гогенлоэ-Шиллингсфюрст писал в своем дневнике: «Публика дружелюбно приветствовала его и кричала «ура», но не слишком мощно. Было много людей из низших классов, рабочих и так далее, а они в Мюнхене не особенно воодушевлены начавшейся войной и не склонны чествовать прусского принца»[930]
.Серьезные сомнения в необходимости отказываться от нейтралитета существовали и у баварского правительства; 14 июля на заседании кабинета министров выяснилось, что только военный министр и министр торговли однозначно высказываются за вступление в войну. Король, впрочем, принял сторону военного министра и 16 июля отдал приказ о проведении мобилизации. Под давлением общественного мнения начали колебаться и противники Пруссии. 18 июля глава правительства Отто граф фон Брай-Штейнбург заявил в парламенте: «Природа вопроса меняется. На смену испанской кандидатуре приходит немецкий вопрос»[931]
. В итоге военные кредиты (правда, в значительно урезанном объеме) были приняты 101 голосом против 47[932].Что касается польских подданных Пруссии, то многие из них вообще симпатизировали французам, особенно после провозглашения республики. Чиновники в восточных провинциях опасались даже возможных волнений среди поляков. Особое неудовольствие вызывало создание немецкого национального государства; поляки опасались, что из равноправных граждан превратятся в притесняемое меньшинство. Серьезные сомнения вызывала и лояльность датского меньшинства, проживавшего на территории северного Шлезвига.
Многим «маленьким людям» война с самого начала принесла в первую очередь растущие сложности. Десятки и сотни тысяч молодых мужчин покидали свои рабочие места. Отцы семейств оставляли жен с малолетними детьми, материальное положение которых драматически ухудшалось. Мобилизация нарушила нормальное течение экономической жизни, западные районы Пруссии оказались на некоторое время фактически изолированными от остальной части королевства. В результате местами крестьяне не могли сбыть продукты своего труда, а горожане вынуждены были платить высокую цену за продовольствие. Сам по себе урожай 1870 г. оказался достаточно хорошим, однако с его уборкой возникали большие проблемы. Крупнейшим потребителем продовольствия стала армия. Все это в совокупности привело к росту цен на товары первой необходимости, который стал особенно заметен зимой.