Железо и кровь. Франко-германская война

Официальная Флоренция стремилась к мирному овладению Римом и побуждала другие великие державы условиться не выходить из состояния нейтралитета, не обсудив предварительно ситуацию. Предложение Висконти-Веноста было реализовано после поддержки Петербурга. Учитывая приверженность Лондона традиционной политике «блестящей изоляции», исключавшей заключение обязывающих конвенций, соответствующее соглашение Великобритании, России, Австро-Венгрии и Италии было оформлено в конце августа — начале сентября 1870 г. посредством обмена дипломатическими нотами[811]. В Париже на эти договоренности смотрели как на откровенно невыгодные Франции, продолжавшей искать поддержки извне[812].

Каждый из участников возникшей «лиги нейтралов» рассчитывал защитить свои интересы. Лондон, в частности, стремился при помощи этой комбинации обеспечить сохранение статус-кво в так называемом «Восточном вопросе». Англичане и австрийцы в одинаковой степени опасались того, что Россия воспользуется франко-германской войной для пересмотра Парижского трактата 1856 г. за счет или совместно с Османской империей[813]. Степень солидарности действий Пруссии и России европейские дипломаты были склонны переоценивать. Итальянское королевство, как уже было сказано выше, обеспечивало себе благоприятный дипломатический фон для занятия Папской области. Петербург же желал незримого присутствия «Европейского концерта» за спиной Бисмарка.

Первые же поражения французских сил в приграничных сражениях и оставление Эльзаса взбудоражили Европу. Расчеты дипломатии нейтральных стран оказались опрокинуты, хотя многие все еще ожидали, что перенос боевых действий на территорию Франции и явная утрата ею военной инициативы не означает легкой победы Пруссии. Тем не менее, стали набирать вес доводы тех, кто призывал к попыткам остановить конфликт, прежде чем он нарушит европейское равновесие. Этими настроениями постаралась воспользоваться и французская дипломатия.

9 августа пост французского министра иностранных дел занял Анри де ля Тур д’Овернь. Новому министру было трудно рассчитывать на улучшение дипломатических позиций страны на фоне чувствительных военных поражений. Признанием этого факта стал отказ французской дипломатии от дальнейших попыток склонить своих потенциальных союзников к скорейшему вступлению в войну. Задолго до Седана французский МИД стал готовиться к худшему: мирным переговорам с победителем. Двумя главными целями являлось сохранение династии и территориальной целостности страны[814]. В этом новый французский министр рассчитывал на посредничество великих держав.

Уже 13 августа 1870 г. контр-адмирал Лихачев с тревогой писал из Парижа: «Решительный перевес той или другой из воюющих сторон был бы для нас одинаково вреден в будущем. <…> Вот почему все усилия политики должны бы были клониться к примирению воюющих ныне же и прежде, чем война сделает дальнейшие успехи»[815]. Призыв российского военно-морского агента оказался вполне созвучен настроениям не только вице-канцлера Горчакова, но и императора Александра II. Значительно поспособствовав локализации конфликта между Францией и Пруссией, Россия вовсе не собиралась оставлять за последней полную свободу продиктовать итоговые условия мира. «Мир, почетный для Германии, но умеренный для побежденного, может быть, по-моему, достигнут только при участии нейтральной Европы», — писал российский вице-канцлер[816]. К этой мысли он возвращался вновь и вновь.

Это привело к попытке российской дипломатии сблизиться с Австро-Венгрией, дабы совместно оказать некоторое давление на Берлин. 14 августа австро-венгерский представитель Базиль Хотек получил из уст Александра II предложение венскому кабинету прийти к соглашению по всем спорным вопросам. В присутствии Горчакова царь откровенно заявил: «Нужно крепче держаться друг друга, чтобы помешать Пруссии урегулировать дела одной и только в свою пользу. Я дам свое согласие только на условия, обеспечивающие длительный мир, а не на условия, неприемлемые для Франции и невыгодные для европейского равновесия»[817]. В качестве подобных приемлемых условий Горчаков обозначил компенсацию Францией противнику военных расходов, разоружение французских пограничных крепостей, а в самом крайнем случае — слияние Эльзаса с Люксембургом в качестве нейтрального независимого буферного государства, статус которого гарантировала бы конференция великих держав. Германская аннексия французской территории признавались недопустимой.