Железом и кровью

— Ты не бойся, Прохор. Я ничего дурного делать не буду.

— Я… я… я и не боюсь… боюсь…

Банщик заклипал глазами так, словно боялся их потерять.

— Ждешь кого?

— Что? Жду… Жду этих… ну…

— Да ты успокойся. Вздохни поглубже. Авось с мыслями соберешься.

— Да-да…

Прохор несколько раз вздохнул, но так и не успокоился. Я уже понял, что попариться не удастся.

Стоп! А чего это он так испугался? Того, что я из Сыскного Приказа? И какой отсюда следует вывод? Что он нечист на руку?

— Так кого ждешь? — снова спросил я, оглядывая баню и местность вокруг неё.

Ничего подозрительного не обнаружив, я приблизился вплотную к Прохору.

— Лазаря Полянкова, — как-то испугано проговорил тот.

— Главу Городского Приказа? — не понял я.

— Угу, его… Да и там еще других… Спеха Оханова, Ратая Сажинова…

— А что тут за сборище?

Прохор судорожно сглотнул, разрываясь между страхом получить «по шапке» за длинный язык, и страхом что-то утаить от Сыскного Приказа.

— Дык, они завсегда… Традиция такая… Неделя же!

— И что? — мне совсем не было понятно.

— Дык, отдохнуть-то едут.

— Отдохнуть? Орешек захвачен, война у порога, а они в баню?

Честно говоря, я возмутился. Прохор отчего-то пожал плечами.

— Когда будут?

— К обеду жду…

— Ясно. А как тут вообще? Чужие не захаживают?

— Да нет!

— А, может, видел кого… странного?

— Не-а, не видел.

— А Богдана знаешь? Медовара?

— А то… я у него медовухой для гостей запасаюсь.

— А он говорит, что в лесу чужие бродят.

— Да? Где?

Или этот Прохор действительно недоумок, или притворяется. Меня даже стало выводить из себя его поведение.

— Дык, откуда я знаю, что они чужие? Я тут не живу. Лишь к неделе приезжаю: там баньку протопить, тем-сем запастись… Ну и прочее…

— Ясно. Значит, не видел. А далеко отсюда до Богдана?

— На коне, почитай, к обеду и приедешь.

— Ладно, бывай. Может, заскочу ещё.

И я поехал вдоль озера на север.

Поведение банщика казалось странным, но тут были двоякие выводы: либо он заискивает перед властью, либо действительно что-то скрывает.

Солнце уже хорошо поднялось. В воздухе висел характерный хвойный запах. И ещё не менее сильный запах каких-то трав. Несколько раз я видел деревянные ульи, сделанные из больших колод деревьев.

Лес то становился гуще, то в нём появлялись огромнее поляны, поросшие дикими травами и кустарниками, и наконец, когда уже было далеко за обед, я выехал к огромному красивому терему. В воздухе висел характерный медовый запах, и было слышно мирное гудение пчёл.

Из-под небольшого навеса вышел довольно-таки крепкий человек. Он катил перед собой небольшой бочонок и что-то тихонько напевал.

— Добрый день! — прокричал я, отмахиваясь от назойливых пчел.

— И тебе… Да ты не маши так! А то ужалят так, что свет белый мил не будет.

Я слез с коня и привязал того к дереву, а сам не спеша направился к медовару.

— Меня зовут Бор, — представился я.

— Рад безмерно, — сердито огрызнулся человек. — От Исаева?

Говорил он резко и отрывисто, как будто я ему был чем-то обязан. Его суровое смуглое лицо носило печать холодности и неприветливости.

— Да, от него. — ответил я примирительным тоном. — Рука помощи.

— И года не прошло… Проходи в дом, сейчас обедать будем, — приказал медовар.

Богдан откатил бочку в сторону и, вытерев руки о рубаху, пошёл к дверям.

— Говорите что… — начал было я.

— Так! Давай лучше в дом зайдём, а там и покалякаем, — Богдан огляделся по сторонам и первым вошёл в двери.

Медовар относился к тому типу людей, которые называли себя так: «Мы сами себе хозяева». При этом они всегда знали «правильное» решение. И оно всегда было единственным. Все варианты были либо производными, либо ошибочными — всё зависело от настроения.

Стало сразу понятно, что Корчаковой такой тип людей не сильно подходил. Она сама по себе была «птицей вольной», и могла вполне в открытую заявить, что ей что-то не нравится. С Богданом она вряд ли ужилась. А вот деловые отношения — это возможно.

Мы прошли в светлицу, и Богдан резким жестом пригласил, вернее укзал где именно присесть за стол. В красном углу висел образ Святого Тенсеса, и горели несколько свечек. Здесь тоже пахло медом и ещё воском.

Лютиков живо накрыл на стол и вынес из-за печи зеленую бутылку медовухи.

— Очень полезно… если в меру, конечно, — пояснил он. — Да ещё с травками.

Я усмехнулся и не стал отказываться.

— Вы говорили, что видели в лесу чужих людей.

— Да, было дело, — кивнул Богдан уже более спокойным тоном. — Уже почитай… дней десять прошло. И до этого было…

— Тут недалеко пролегает Сиверский тракт. Может, это лишь…

— Вот что, Бор, я тебе скажу: гостей… то бишь купцов, или им подобных, я за версту чую. И на охотников они тоже мало похожи.

— Тогда кто?

— Чужие… А вчера, на юго-востоке, на предгорьях, видел клубы черного дыма — знаки, значит, кому-то подают… Да такие, что и слепой увидит. Думается мне, что это людишки из Темноводья. Уж очень внешним видом смахивают… Наследили много в лесу у озера… От моего дома пару верст будет…

— Так вы их в лицо видели?

— Мельком. Да и далеченько они были… У меня еще сложилось такое впечатление, что они… что они… воевали… В общем, имели отношение к ратному делу.