Читаем Желябов полностью

Вместе с тем "великие реформы" с каждым годом яснее и яснее обнаруживали свое настоящее лицо. Буржуазная реформа, проводимая к р е п о с т н и к а м и, всей своей тяжестью ударила по крестьянству. Остатки крепостничества в деревне соединялись с самыми кабальными, ростовщическими формами капиталистической наживы. Крестьянство страдало от феодальных пережитков и от молодого русского капитализма, хищного и безудержного. Немудрено, помещик, кулак, купец вызывали в крестьянах крайнее озлобление. Однако, как отмечал Ленин, рабство, разорение, нищета, невежество, бесправие пока мешали крестьянам политически оформить свою ненависть к имущим классам. Она нашла выражение в смутных чаяниях черного передела, в стихийных бунтах, в расправах над помещиками и их сподручными, в воспоминаниях о добрых патриархальных временах, отчасти даже в надеждах на царя, которому мешают облагодетельствовать народ баре и чиновники. Стихийное возмущение крестьянства оформила разночинная интеллигенция, но оформила по-своему.

Ломка натурального и крепостнического уклада, рост городов необычайно увеличили кадры т. н. свободных профессий. Разоряющиеся дворяне, крепнущие кулаки, растеряевское мещанство, чиновничество заполняли своими детьми средние и высшие школы. "Кухаркины дети", бурсаки, "прогоревшие" барчуки, сыновья и дочери врачей, земских служащих, учителей создавали подвижный и по тому времени многочисленный слой разночинцев. Однако, отечественная промышленность, торговля и сельское хозяйство, отягченные феодальными привесками, не могли в достаточной мере поглощать "умственных пролетариев". На культурные нужды, на образование тратились жалкие средства. Очень много разночинцев оставалось не у дел. Чиновничий аппарат был им враждебен по самой своей сущности. Права и самодеятельность земских организаций урезывались в пользу бюрократии. То же самое делалось в судебных учреждениях. Печать держали за глотку. Университеты и школы помпадуры все больше смешивали с участком и казармой. Жандармы и полиция сосредоточивали в своих руках все больше бесконтрольной власти. Поп, становой, исправник являлись недреманым царевым оком в деревне. Интеллигент-разночинец, враждебный дворянскому укладу и правительству, разобщенный насильственно с крестьянством, оказывался как бы в промежуточном положении. Правда, в городах возрастал рабочий класс, но разночинцам казалось, что в крестьянской стране рабочий не может иметь самостоятельного значения; к тому же сплошь и рядом рабочий был еще прочно связан с деревней, проникнут деревенскими настроениями и походил больше на крестьянина, только по несчастному стечению обстоятельств вынужденного временно пойти на фабрику, которая, по крайней мере, у нас, в России, по мнению разночинцев, чаще всего только развращает труженика. В таком же направлении надо было искать приложения молодых сил, где опора, где союзник в борьбе с деспотией? Промышленник, купец, крупная техническая интеллигенция, врачи, адвокаты, либеральная буржуазия искали только сделки с царем; на настоящую революционную борьбу русская буржуазия была неспособна. Оставалось крестьянство, огромная сермяжная Русь, обираемая со всех сторон. Не раз и не два шла она на господ, на чиновников, на царя восстаниями Некрасова, Степана Разина, Пугачева; казалось, еще жив был старинный дух пугачевщины. Накануне "эпохи великих реформ" крестьяне часто бунтовали, жгли помещиков. В крестьянстве жив был также общинный дух, общинный быт, взгляды на землю, как на "божью"; земля принадлежит тому, кто трудится на ней, земля— крестьянству.

Создавалась и крепла тяга интеллигента-разночинца к крестьянину-труженику.

На деле революционный разночинец хотел, чтобы Россия пошла не по прусскому, а по американскому пути. Прусский образец отстаивали либеральный буржуа, либеральный помещик. Однако лично эту радикальную программу крестьянской революции разночинец-народник окутывал иллюзиями и утопиями. Ему мерещились вольные, деревенские безгосударственные общины, для которых городская индустрия, тоже организованная на артельных началах, является только подсобным, второстепенным средством. Это был утопический, это был крестьянский социализм. Чем питался подобный утопизм?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги