Желябов

РЕВОЛЮЦИОННЫЕ КРУЖКИ ЖЕНИТЬБА

В 1872 г. Желябов возвратился в Одессу. В университет его не приняли, но он продолжал участвовать в студенческих кружках, сотрудничал в нелегальном журнале. Взгляды Желябова в то время, видимо, не отличались определенностью; своими помыслами он тянулся к трудовому крестьянину, к рабочим и ненавидел деспотизм.

Нелегальные кружки отличались пестротой. Много было сумбурного. Некий француз доктор, не без успеха призывал поселиться в теплых странах, ходить там нагишом, питаться одними фруктами и утвердить социалистический строй под тропиками, на что Бакунин ему однажды ехидно заметил, что он предпочитает питаться буржуазным мясом. Был также кружок Ковальского. Впоследствии Ковальский оказал первое вооруженное сопротивление при обыске и был повешен, но в те годы он отрицал революционную деятельность и надеялся на сектантов.

Наиболее влиятельным являлся кружок Волховского. Участник нечаевского процесса, очень образованный литератор, Волховский, находясь под полицейским надзором, возглавлял кружок, в котором преобладали взгляды Лаврова. Кружок вел работу среди студентов и рабочих. Среди рабочих распространяли нелегальные книги: "Хитрую механику", "Сказку о четырех братьях", "Чтой-то, братцы, как тяжело живется рабочему люду на Святой Руси", "Паровую молотилку". Более развитым давали Флеровского "Положение рабочего класса в России", Лассаля, журнал "Вперед", Бакунина, книгу Соколова "Отщепенцы".

Желябов был принят в кружок Волховского. Ввел его в него Чудновский. По его словам Желябов пережил серьезные колебания. Вот что сообщил Чудновский о них:

— Все время я внимательно следил за чрезвычайно подвижной физиономией Желябова и от меня не могло ускользнуть то необычайное волнение, которое все сильнее охватывало его, по мере развития мною сделанного ему предложения. Когда я кончил, Желябов поставил мне категорический вопрос: "Как я бы поступил, если бы на моих руках находилась нежно-любимая семья: отец, мать, братья и сестры, благосостояние которых всецело бы зависело от меня, и мне при этих условиях было бы предложено примкнуть к такой организации, принадлежность к которой сопряжена была бы с серьезным риском и могла бы во всяком случае лишить меня возможности быть полезным любимой семье".

Чудновский ответил, что помимо любви к семье и к родителям есть более повелительные чувства долга перед родиной и народом.

— В глубоком волнении Желябов с четверть часа энергически прошагал по моей комнате. Затем обратившись ко мне, он заявил мне, что берет себе на размышление три дня — и распростился со мной.

— Через три дня Желябов, заметно осунувшийся, явился ко мне и проникновенным голосом объявил мне, что Рубикон им перейден, корабли сожжены, и он окончательно и бесповоротно решил примкнуть к нашему кружку. Я ознакомил тогда его с составом кружка и предложил ему принять на себя пропаганду в среде интеллигентного общества. Желябов очень охотно принял на себя эту миссию, заявив, что он предоставляет себя всецело в распоряжение кружка.[15]

Мы знаем, что Желябов был революционно настроен и перед своим вступлением в кружок. Но одно дело быть просто революционно настроенным! и даже быть удаленным по студенческому делу из университета, и совсем иное—"перейти Рубикон". Люди желябовской складки, настоящие бойцы, решения принимают окончательно и бесповоротно, не отступают, бьются до конца.

В кружке Желябов держался, как подобает молодому прозелиту. Ковалик (Старик) рассказывает:

— Интересно было видеть, с какою скромностью и благоговением слушал Желябов речи Волховского и других старших по времени вступления в кружок членов его. Огонек, потухавший в Желябове в то время, когда он находился в составе кружка, тотчас же вспыхивал за пределами[16].

В кружок входили Жолтоновский, Ланганс, Франжоли, Ольга Разумовская, Макаревич, Костюрин и другие. Точных сведений о том, каких взглядов придерживался тогда Желябов, не имеется. Скорее всего склоняется к лавристам, будучи сторонником деятельной пропаганды в народе…

…Нуждаясь в заработке. Желябов выезжает на сахарный городищенский завод Киевской губернии давать уроки в семье Яхненко. Яхненко, член одесской городской управы, капиталист и помещик, был убежденным монархистом, но признавал необходимость реформ, стоял за расширение самоуправления, образования, за свободу печати и слова. Семья Яхненко к тому времени поддерживала связи с киевскими украинофилами. На заводе Желябов прожил около года и в 1873 г. женился на дочери Яхненко. Жена Андрея Ивановича, Ольга Семеновна, была натура мягкая и женственная, живая и общительная, недурная певица и пианистка, но совершенно далекая от революционной среды.

Иногда Желябов отлучался в Киев. Здесь следует отметить прежде всего его встречи с Драгомановым. — Позже, в 1880 г., Желябов писал Драгоманову: