Желябов

Надо, полагать, что "программа" далеко не удовлетворяла Желябова: по признанию Морозова, Андрей Иванович, правда, значительно позже, горячо спорил с ним по поводу этой программы и добился того, что была выработана новая, помещенная в № 3 "Народной Воли". По какой линии велись споры, догадаться не трудно: в новой программе о социализме, в крестьянском его понимании, говорится в пространных выражениях. На съезде Желябов, очевидно, не желал обострять разногласий. Он добился единодушия, но дорогой ценой.

Необходимо повести политическую борьбу. Для этого в условиях самодержавного строя нужна подпольная, централизованная партия. В этом признании тоже делался шаг вперед. Но в каких отношениях партия должна находиться к классу, к народу, к крестьянству, к рабочим? Раньше полагали — вывезет бунтарская стихия. Теперь стали, наоборот, говорить: вывезет крепко спаянная организация заговорщиков. Но по прежнему продолжали рассуждать: либо стихия, либо сознательное руководство, либо класс, либо партия. либо народ, либо заговорщики. Желябов говорил (правда, на Воронежском съезде, но это все равно):

— Я знаю очень умных, энергичных общественных мужиков, которые теперь сторонятся от мирских дел, потому что крупного общественного дела они себе не выработали, не имеют, а делаться мучениками из-за мелочей не желают; они люди рабочие, здоровые, прелесть жизни понимают и вовсе не хотят из-за пустяков лишиться всего, что имеют. Конституция дала бы им возможность действовать по этим мелочам, не делаясь мучениками, и они энергично взялись бы за дело. А потом, выработавши в себе крупный общественный идеал, не туманный, как теперь, а ясный, осязательный, и создавши великое дело, — эти люди уже ни перед чем не остановятся, станут теми героями, каких нам иногда показывает сектантство. Народная партия образуется именно таким путем…

Желябов имеет в виду мелких товарных производителей, скорее всего "хозяйственных мужичков", но сейчас нам важнее отмстить другое; получается так: умные и энергичные мужики вмешиваться в борьбу пока не хотят, поэтому за революционное дело должны взяться, так сказать "официальные" социалисты. Они должны свалить самодержавие и тем расчистить дорогу означенным умным мужикам. Партия подставляется вместо класса, подменяет его. Естественно и неизбежно при этом, партия должна пониматься исключительно только как организация заговорщиков, обособленная от народа. Так оно и было. На съезде приняли устав Исполнительного комитета. Устав требует суровой самоотверженности, он превосходно передает суровый и героический дух той эпохи:

— В Исполнительный комитет может вступить только тот, кто согласится отдать в его распоряжение всю свою жизнь и все свое имущество безвозвратно, а потому и об условиях выхода из него не может быть и речи.

— Каждому вступающему читается этот устав по параграфам. Если он не согласится на какой-нибудь параграф, дальнейшее чтение должно быть тотчас же прекращено…

— Комитет должен быть невидим и недосягаем…

— Никто не имеет права называть себя членом Исполнительного комитета вне его самого. В присутствии посторонних он должен называть себя лишь его агентом…

Параграфы устава, повторяем, дышат горным воздухом, но они имеют в виду только Исполнительный комитет, а не партию, со всеми ее низовыми разветвлениями; партия как бы исчерпывается и покрывается Исполнительным комитетом. На деле этого не было и не могло быть: вокруг Исполнительного комитета группировались сотни и тысячи самых преданных сто ройников, нераздельно связавших свои судьбы с "Народной Волей", но при выработке устава участники совещания об этих людях как бы забыли. Произошло это оттого, что, неправильно решив вопрос об отношении класса к партии, они поняли последнюю исключительно только как организацию заговорщиков. Либо класс, либо партия.

Надо сказать, Желябов в то время не был убежденным централистом и влияние его при выработке устава, хотя и было значительным, но не являлось руководящим.