— Товарищи! Вы все понимаете, что это дело полезное, ясное. Разговор должен идти о том, когда, где и как проводить его в жизнь. Мы на правлении колхоза уже обсудили, а общее собрание, твердо надеемся, утвердит наше мнение — отдать молодой сосняк в Суховерше, более одного гектара, для этой цели. Сымон Васильевич сказал, что дело с путевками и деньгами решено положительно. Не останется в стороне и колхоз, — дело наше, родное. Что касается водяных орехов, тут вопрос совсем простой. Ехать надо осенью. Машины у нас есть. Надо только обязательно, по-моему, написать в три-четыре школы на Полесье, чтоб они ответили, в каком месте более удобно набрать водяных орехов.
Кто-то подал голос:
— И где они вкуснее!
Сергей Петрович подхватил этот совет:
— Вполне резонно: и где они вкуснее. А про расходы на такую поездку разговора нет. Сами всем обеспечим, — дети наши, дело наше.
После утверждения плана работы собрание закрылось.
Про Наполеона Бонапарта, про Зою Кирилловну и про нашу лещину
Завоеватели! Немало книг
Написано про десять тысяч их,
А превзошел их всех мудрец один —
Для нас смиривший молнию Франклин,
И слава вечная дана ему!
Пожалуй, на сотне картин выдающихся художников вы можете увидеть, как давние полководцы, когда люди не знали ни пулеметов, ни огнеметов, ни тем более термоядерного оружия, — как они отдавали последние приказы перед большими битвами.
На высоком холме на большом барабане восседает Наполеон. Перед ним на еще большем барабане раскрыта карта. Он указывает на карте определенный пункт и отдает приказы:
«Маршал Нэй занимает со своими полками эту высоту… Маршал Дау — эту… Маршал… Маршал…»
Приняв приказы, маршалы садятся на коней и со своими адъютантами отъезжают ставить полки на указанные места.
Наполеону остается одно: сидеть на барабане с подзорною трубою, время от времени поглядывать через нее на дымовые облака и ждать сообщений-реляций об итогах сражений. За эти итоги более всего — своими головами — отвечали солдаты…
Если разобраться как следует, так обязанности и хлопоты Зои Кирилловны по расположению своей армии перед походом на чествование лещины были несравненно более сложными и трудными.
Ее маршалы, они же и адъютанты, без всяких аксельбантов, только с красными нарукавными повязками, были совсем молоды. Они фактически впервые участвовали в таком походе, а это усложняло и без того сложную обстановку.
Это — ученики старших классов, комсомольцы, которые должны были следить за порядком в классах-отрядах. В большинстве девчата, потому что хлопцы, по каким-то непонятным причинам, уклонялись от таких обязанностей. Но при расстановке октябрят (в особенности) и пионеров (частично) помощники оказывались недостаточно авторитетными. Все непременно обращались к пионервожатой:
— Зоя Кирилловна! Он меня толкает…
— Зоя Кирилловна! Он меня за косы дергает…
— Зоя Кирилловна! Он говорит, что мою лещину поломает…
— Зоя… Зоя… Зоя…
Если бы кто подсчитал, сколько раз было названо ее имя в это утро, так, кажется, было б не меньше, чем тысячу и один раз.
И эта смуглая, черноглазая, стройная девушка, с красным галстуком на шее, с комсомольским значком над сердцем, поспевала всюду, отвечала на тысячу и один вопрос.
— Мы все друзья. Мы идем делать общее дело. А ты его толкаешь…
— Весь лес наш, колхозный, народный. Весь лещевник, каждая лещинка наша…
— На вас смотрят малыши, с вас будут брать пример. А какой же пример вы показываете?..
Наконец школа выстроилась по номерам классов: первый, второй… И так, по очереди, все остальные.
Правда, вперед вышел оркестр с блестящими, позолоченными трубами, трубочками и свирелями. А впереди — красный флаг.
Как только оркестр занял свое место, к Зое Кирилловне начали подходить по очереди ее помощники — адъютанты — и рапортовать: «Первый класс к походу готов!», «Второй — готов!..»
Нина Ивановна стояла рядом с пионервожатой и только улыбалась, глядя на шустрых, веселых и шаловливых школьников. У многих старшеклассников были при себе лопаты, у некоторых топоры или пилы.
Малыши проснулись на восходе солнца и не позавтракали: никак не могли есть от возбуждения. Пришлось успокоить матерей — в лес выедет школьный буфет.
Было воскресенье. Детей вышли проводить почти все матери, даже отцы. Собрались все учителя, но они в лес не пошли. Пошел, кроме Нины Ивановны, один директор.
Когда матери, и особенно бабушки, смотрели на своих счастливых детей, как много вспоминалось им тогда.
— Посмотри, какой порядок у них!
— С музыкой пойдут!
— Рыбонька моя, отчего же нашим деткам не жить! Такой радости дождались…
— Меня, когда-то, маленькую, разбудят… Спать хочется, а мама-покойница… Разве она меня не жалела? «Никак ты не выспишься! А гуси в ярину пошли. Телушка в рожь побежала!..» Да как жиганет меня кнутом по ногам! Не нужен и твой оркестр — бежишь да как труба медная голосишь…