Желтая акация

Наступало время расставания. Одна часть будет ждать посадки на поезд, а другая поедет назад, в Ботяновичи. Девушки и юноши притихли, усевшись в ореховой аллее на скамейках. Помолчали. Впечатлений столько, что даже голова кругом идет.

Природа… Пущи, боры, луга. Деревья, цветы, травы. Какое богатство! Какая красота! Какое счастье в этом для нас, для наших потомков!

Кася, став перед своими товарищами, начала читать стихотворение Кастуся Киреенки, которое так и называется — «Природа».

Читала она хорошо. Сначала, будто набирая высоту, ее голос звучал тихо:

И в ясный день, и непогодным днем,
И в час, когда земля весну встречает,
И той порой, когда опять огнем,
Огнем багряным осень полыхает…

………………………………

Всегда, всегда, повсюду, каждый миг

Со всем живым и при любой погоде
От всех сердечных помыслов своих
Мне поклониться хочется природе!

Кася при этих словах, приложив руку к сердцу, поклонилась на все четыре стороны дубам, березам, ореховым насаждениям. Это было такое искреннее, такое сердечное проявление настоящего восторга перед природой, что казалось, она не читает, а импровизирует тут, в этом сказочном храме красоты.

Вы, ручейки, то с плавною струей,
То с радостным журчаньем без умолку,
Вы, тропки, и простор наш полевой,
Где столько дум ложится нам в кошелку,—
Я не могу и дня прожить без вас,
Навек я привязался к вам душою,
В любви вам признаваясь каждый раз,
Робею я…

Невозможно передать то впечатление, какое произвело на благодарных слушателей это чтение. Они целиком присоединялись к этой лирической исповеди, к последним ее строкам:

И все ж поклон тебе, земля, за то,
Поклон за все, что мне дано тобой,
Что дашь мне впредь для моего признанья,
За то, что, словно светоч золотой,
В душе не гаснут звезды обожанья!

Но время идет. Распрощались. Немного погрустили, особенно те, которые возвращались назад, в Ботяновичи.

Разъехались в разные стороны.

В Москву

В счастливый путь! Всегда в движенье!

В лицо крутой мне ветер бьет.

Какое ж предостереженье

Мне в час разлуки друг дает?

Максим Рыльский

Поезд тронулся с места. Ускорил ход. Прощай, родной Минск! Завтра Москва. Красивая, привлекательная, огромная Москва. Неугасимый светоч коммунизма. Город, в котором жил и работал великий Ленин, где живут и работают его ученики, исполнители его заветов.

Как хочется скорее увидеть все это своими глазами.

Так мечтали ботяновские школьники, устроившись в поезде. А устраивались так, что лучше и придумать нельзя: в одном купе разместились Нина Ивановна и девочки, рядом мальчики.

Мальчики сразу пришли проведать девочек:

— А ваше купе не лучше ли? Может, поменяемся?

Но оказалось, что оба купе — как две капли росы на листке клевера.

Ганна от полноты чувств, от волнения, присущего в минуты расставания даже бывалым путешественникам, запела «Калину».

На нее сразу зашикали:

— Что ты делаешь? Почитай правила… Оштрафуют!

Они, оказывается, уже прочли все пункты правил и знали, на сколько могут оштрафовать за мусор, высыпанный не на месте, на сколько за пение, на сколько за то, если сорвешь пломбу со стоп-крана.

Но седовласый пассажир, сидевший напротив, возразил им:

— За такой голос не только грешно штраф брать, но еще и премию давать надо.

Его поддержали другие пассажиры. Даже проводница, собиравшая билеты, сказала:

— Если пассажиры не возражают, можете петь. Это же не какая-то пьяная «капелла».

И Ганна запела.

Ребята помогали ей, создавали своими отнюдь не плохими голосами полный звуковой фон.

А она…

Как жаворонок, как ласточка, парила в высоком небе. Кажется, сняли с вагона потолок, кажется, и тучи раздвинулись на небе в стороны, открылось одно бесконечное синее небо. А в том небе:

Каліна… На сенажаці мядуначка… Каліна…
Каліна… Там кукавала зязюлечка… Каліна…
Каліна… Як кукавала — прауду казала… Каліна…

Пассажиры из других вагонов, пробираясь в пятый, где находился буфет, забывали о бутербродах, о пиве, за которыми туда шли.

Но…

каждому делу есть венец,
каждой песне есть конец.