Виктор не осмелился ехать вслед за дочерью: боялся, что остановят в дороге и отправят воевать в АТО. Он ничего не знал о Лизе: где она; здорова ли, жива ли? Решил, что здесь нужна выдержка и холодный расчет. Он понятия не имел, что девочка была ранена и месяц провела в больнице.
Сначала опекунша не выходила с ним на связь, и это было самое тяжелое время. Потом два месяца шли их переговоры. Виктор соглашался на любые условия лишь бы вернуть дочь. Адвокат советовал – поторгуйся хоть в чем-то, а то она не поверит. Хочешь, чтобы выгнал подругу? Хорошо, выгоню (хотя, ее уже и след простыл, скатилась с Желтой, только и видели). Аннулировать свою генеральную доверенность на дом, которой подстраховался когда-то вот примерно на такой случай? Я подумаю. И через несколько дней – да, аннулировал. Ты полновластная хозяйка и владелица дома, только возвращайтесь! Купить тебе еще квартиру на Украине? Выбирай, оплачу.
Каких нервов и выдержки стоили ему ежевечерние разговоры с ней! Виктор не догадывался, что хитрая баба не спешит возвращаться, пока Лиза полностью не выздоровеет. А старый товарищ делился по телефону новостями, которые взрывали мозг, – он сам жил в подвале, дом его сровняла с землей очередная бомбежка. Ну и конечно, не без того – порой проскальзывали упреки в его, Виктора, адрес – мол, счастливчик, хорошо устроился и главное, как вовремя! И он их молча глотал. Только не понимал, как ему в таком положении можно завидовать? И ждал, с нетерпением ждал возвращения Лизы, его лучика, ангела, меряя шагами свой роскошный и такой пустой и бессмысленный, осиротевший двор, где витал с приходом сумерек над ним тонкий аромат ночных фиалок.
И вот наступил день, когда открыл ворота и увидел вновь свою исхудавшую, с синими кругами под испуганными глазами Лизоньку, прижал к сердцу и не удержал счастливых слез.
А шантажистку уже ждали приставы – не терял Виктор времени даром, основательно подготовился, денег потратил прилично, чтобы записать на свое имя и дочь, и свой дом. Закон наш что дышло, куда повернешь… Повернул. Хватило и средств, и связей.
Поняв, что Виктор ее обыграл, неудавшаяся опекунша в прямом смысле слов упала ему в ноги. Не стесняясь посторонних, ползая на коленях по мощенному плиткой двору, умоляла простить, забыть и оставить хоть кем, лишь бы в доме.
И что примечательно, ни разу не услышала Желтая Гора слов: «рядом с единственной внучкой», только дом, дом, дом. Нет, не простил Виктор, придала ускорения Желтая незадачливой аферистке, и никогда ее здесь больше не видели.
…Шло время, Виктор стал для дочери и мамой, и папой, и другом, и учителем. А Лиза, безусловно, для Виктора была всем. Нужно было видеть взгляд, каким он смотрел на свою принцессу.
«Сможет ли отец когда-то расстаться с ней, отпустить в университет, выдать замуж, отдать в руки чужому мужчине?» – думала Марина, наблюдая за Виктором. И уверена была, что вот теперь уже никто и никогда не сможет войти в этот дом в качестве жены, не снискав прежде любви и благосклонности Лизы. Девочка его идол, его маленький божок, вокруг которой он неустанно крутился.
Марина млела, когда видела этот отцовский, полный беззаветной любви и милосердия взгляд, устремленный на дочь. Он терпеливо и мягко журил Лизу за ее детские проступки, и, слушая его, было непонятно, ругает или хвалит, столько тепла было в его голосе.
Прошло два года с того памятного дня, когда девочка вернулась в отчий дом. Лиза пошла в школу, отец передал сыну бизнес и посвящал все время дочери. Он носился на своем автомобиле, поднимая пыль на Желтой, стараясь везде поспеть: утром в школу, после уроков на шахматы, привезти на обед, отвезти в танцевальную студию. Он забрал из Харцызска свою старенькую маму. Так и жили втроем, еще завели собаку – немецкую овчарку. И было им вместе душевно и уютно. Летом принимали гостей из Москвы, из Украины. Дружно сидели во дворе за большим столом с коваными ножками, и над Желтой плыл аромат шашлычного дымка, и под звездным низким небом взлетали украинские застольные: «Нэсэ Галя воду, коромысло гнэться, а за ней Иванко, як барвынок вьеться…»
Гости гостями, но по воскресеньям – строго церковь. Лизонька обожала покупать в церковной лавке красивые иконы, и в спальне отца во всю стену разрослось уже подобие иконостаса. Девочка наизусть знала многие молитвы. Виктор, борясь со своими бесами, брал кадило, зажигал ладан и обходил вечером большой дом: «Да воскреснет Бог и расточатся врази его, да бежат от лица его ненавидящие его, яко исчезает дым, да исчезнут…» Не помогло.
Не здешний Виктор – мужчина во всех смыслах привлекательный для одиноких дам, был на виду в крошечном курортном городке и пользовался репутацией религиозного вдовца, верного своей безвременно ушедшей жене. И только он знал, что до сих пор в его паспорте стоит штамп о браке с настоящей живой женой, боевой подругой, прошедшей с ним огонь, воду и медные трубы, и только он знал, какие бесы одолевают его по ночам. Но кому какое дело? И свое сердце держал закрытым.