Желтая гора

Ее самооценка резко взмывала вверх особенно во время контрольных: стоило учителю заглядеться в окно, как Элю атаковали со всех сторон вопросами, – она только успевала поворачиваться, – делилась своими знаниями щедро, надеясь, что к ней переменят отношение, станут если не дружить, то хотя бы начнут замечать, не проходить как мимо пустого места. Игнорирование ее одноклассниками было самым тяжелым испытанием. Но заканчивался урок, звенел звонок, и все забывали о ее существовании.

Эля открывала книжку – свою верную подружку и шла на переменку в дальний угол двора, под плакучую иву, делать вид, что она полностью поглощена чтением и ни в чьей компании не нуждается. На самом деле боковым зрением подмечала все, что происходит вокруг.

О, как же ей хотелось быть если не в центре, то хотя бы рядом, в этой веселой стайке одноклассниц, оживленно обсуждающих вчерашнее событие, происшедшее на школьной дискотеке, на которую Элю никогда не пускала и не пустит мать. Или сидеть на скамейке рядом с Кириллом, смотреть ему в глаза, разговаривать, как сейчас это делает троечница Таня с подведенными стрелками и не в меру накрашенными ресницами, в обтягивающей водолазке, и видеть, как он не сводит глаз с ее тугой груди…

«А у меня грудь не хуже, а может быть, и лучше! И если мне расплести косы и подкраситься, надеть такую же водолазку вместо рубашки, которая отличается от сорочки брата только рядом пуговиц на противоположной стороне, – где была бы эта Таня…»

Но мама никогда не покупала подобные вещи своей дочери, упаси Боже, подчеркнуть ее женственность, сделать заметной ее девичью привлекательность. Она лучше поступит наоборот – вырядит девушку в бесформенный серый мешок, – впору на огороде вместо чучела стоять. «Учиться, учиться и еще раз учиться, и не отвлекаться на всякую ерунду! Посмотришь, через пять-семь лет, что будет с тобой и что с твоими Танями – финтифлюшками пустоголовыми!» – отвечала мать Элеоноре на ее робкие просьбы разрешить сменить прическу и одеваться в соответствии с ее пожеланиями – ослабить «захват ежовых рукавиц» хотя бы в выпускном классе. Но та становилась в стойку, и Эля понимала, что навредила себе, – тотальный контроль и муштра только усиливались.

Эля мечтала о скорейшем окончании школы, о поступлении в университет, о переезде в студенческое общежитие, и вот тогда у нее начнется жизнь! А пока она страдала и терпела, не жила, существовала.

Оставалось всего ничего до заветного дня – выпускного. Одноклассницы хвастались своими сногсшибательными нарядами, соревнуясь, у кого красивее и дороже, и только Эля, как обычно, не принимала участия в обсуждениях главного девичьего вопроса, но замечала, что девчонки перешептывались, поглядывая в ее сторону. Им было интересно, в чем же она явится, неужели в школьной форме?

Вернувшись с родительского собрания, мать в ярости громыхала на маленькой кухне кастрюлями и сковородками, громко возмущалась, хлопала дверьми:

– Немыслимо! Как можно закатывать школьный вечер с таким размахом? Какое шампанское? Какая икра? Какой рассвет на катере и ночь в пансионате? Откуда мне взять на это деньги? И если бы даже были, какого черта я должна оплачивать их прихоть? Я мать-одиночка! – кричала она в гневе, а ни в чем не повинная Эля съеживалась от ее слов, как от ударов.

– А зачем ты меня в эту школу отдала? – робко спросила она, и в душе ее шевельнулась незнакомая эмоция – маленькая мстительная радость: «Почувствуй хоть раз, каково мне было в этом коллективе десять лет, когда одноклассников привозили на дорогих машинах, по пятницам они демонстративно делились планами, как будут проводить выходные, а на каникулах изучали географию, путешествуя за границу!»

– Как будто ты не знаешь почему! Это лучшая школа в городе с английским уклоном! – ответила с вызовом мать.

– И в ней учатся будущие переводчики и, возможно, послы и дипломаты. И все они дети богатых родителей, если ты заметила. Для них икра и шампанское, вещи привычные и в будни, а здесь такое событие, – осмелилась возразить Эля.

– Ну, знаешь, они привыкли, а мы обойдемся! – твердо ответила мать, и Эля поняла, что это решение бесповоротно, – девочка отлично знала свою маму.

– Хорошо, я думаю, что лучший выход из этой ситуации – резко «заболеть». Все равно у меня не будет ни красивого платья, ни туфель на вечер, – надеясь, что мама ей возразит, выдержала паузу. Но та молчала, и Эля продолжила:

– Пойду потом, заберу аттестат, так что успокойся, мамочка. Это ведь не главное в жизни, правда? Без этого точно можно обойтись!

Мать повернулась к ней, и Эля увидела, как прояснилось ее лицо, как потеплел взгляд.

– Ну как же, Эля? Все-таки выпускной, – не очень уверенно, но с надеждой в голосе, что именно так все и произойдет, – возразила мама.

– Так для всех лучше. Я не жду чуда от этого вечера, и чуда не будет, и тебе не надо тратиться.