«Желтая смерть» (СИ)

— Переход к троичной системе выгоден — сами дивизии станут меньше и куда маневреннее на поле боя, улучшится управление, для перевозки потребуется меньше эшелонов. При увеличении числа пулеметов и орудий их огневая мощь не уменьшится, а будет на одном уровне. Просто мы начнем реорганизацию сейчас, с самых потрепанных полков, а немцы будут ее проводить зимой, во время оперативной паузы. А недостаток один, и тот выдуманный в военном министерстве — собьется нумерация полков и уменьшится число генеральских вакансий.

— Этими возражениями можно пренебречь, — рассмеялся царь, но тут же стал серьезным, задав вопрос, который его, видимо, мучил:

— Почему немцы сейчас ведут войну совсем не так, как это было в вашем времени?! И вы, и Николай Николаевич говорили мне о совершенно ином ходе сражений!

— Так и мы начали вести войну по иному, специально готовясь к ней, государь. И об этих приготовлениях немцы не могли не знать, у них широкая сеть шпионов в нашей стране, и отнюдь не с германскими фамилиями. Впрочем, и «доброхотов» Франции с Англией хватает. Так что в окружении великого князя был агент, он сам не мог проговориться.

— Почему вы так решили, Павел Карлович?

— Иначе бы германские аэропланы имели на вооружении пулеметы, а их пока нет. Агент где-то рядом был к нему, а после смерти потерял доступ к источнику информации. Так что германские генералы просто сделали верные выводы, а в кое в чем, например, в создании конной армии на решающем направлении, нас опередили. Хорошо, что у них с лошадьми плохо, и нам будет легче, если они вздумают группу Марвица на восточный фронт перебросить. Лишь бы французы удержались, и фронт на западе сохранился. Иначе мы не выдюжим, даже если австрийцев разобьем…

Знамя Чехословацкого легиона на русской службе. Формирование началось с большим опозданием, иначе бы они участвовали в знаменитом Брусиловском прорыве 1916 года

Глава 30

— Я получил приказ защищать Париж от захватчиков! И я его выполню до конца, колонель! Так и можете донести о том своему императору — мы будем драться за каждый дом!

Генерал Жозеф Галлиени даже взмахнул рукой, он был преисполнен решимости сражаться до последнего солдата и ополченца, отстаивая столицу Франции, в которой стал военным губернатором и командующим Парижской армией. Кроме того, ему подчинялись спешно сформированная 6-й армия генерала Монури, что пыталась неудачно оборонять Амьен, и была оттуда выброшена как худой котенок, и группа территориальных дивизий генерала Амады, что не удержала фронт на Сомме под натиском германской кавалерии. Да и не мудрено — в корпусе Амады всего четыре резервные дивизии, столько же в 6-й армии, правда, туда отправили отборную марокканскую дивизии колониальной пехоты, прибывшую из Африки, и три территориальных, плохо обученных и еще хуже вооруженных.

Да еще там имелись три кавалерийские дивизии, переданные из 2-й и 3-й армий — их по германскому образцу усилили пехотными батальонами и самокатчиками. Эти одинадцать дивизий держали огромный двухсоткилометровый фронт от занятого тевтонами Гавра до Парижа, учитывая причудливые изгибы Сены. Широкая судоходная река сама по себе являлась очень хорошей преградой для наступавшей конной армии Марвица из четырех конных и двух резервных корпусов — всего с дюжину вражеских дивизий, уже основательно потрепанных. Так что имелись все основания верить, что фронт там надолго удержится. Ведь и так отдали неприятелю половину Нормандии, в добавление к уже потерянной Пикардии и Артуа.

В самом Париже войск вообще не имелось, прибыла только бригада морской пехоты, которая под свист боцманских дудок с бравым видом промаршировала через весь огромный город к вящему восторгу парижан. Однако генерал Галлиени действовал решительно и быстро — в столице начали сколачивать сразу три территориальных дивизии ополчения, недостатка в добровольцах не было — все горожане рвались на защиту города, приходили даже седобородые защитники Парижской Коммуны. Да сорванцы сбегались со всех сторон — таких «гаврошей» хватало с избытком.

Жителям было приказано сдать все огнестрельное оружие и боеприпасы, вооружать ополченцев приходилось даже охотничьими ружьями, и старыми винтовками времен войны с пруссаками. Париж прямо на глазах преображался, превращаясь в крепость, каковой, впрочем, он и был сорок четыре года тому назад — его ведь тогда осаждали пруссаки. Улицы перегораживался баррикадами, мосты минировались, канализационные галереи перекрывались, даже в катакомбах создавали особые отряды, предназначенные для действий в тылу германцев. Предместья окапывались — на работы выходили десятки тысяч горожан, трудились как заведенные механизмы, без отдыха и извечных русских «перекуров». Густая линия траншей, рвов, «волчьих ям» с вбитыми колами и замаскированных, уже прикрывала столицу с севера. Здания, что мешали действиям артиллерии, сносились моментально — теперь в мэрии уже никто не возражал, только подсчитывали суммы, которые придется выплатить владельцам за потерю имущества.