Желтоглазые крокодилы

Он скучал по Жозефине. Скучал по девочкам. Иногда вспоминал о дверном проеме в кухне — когда стоял, прислонившись к косяку. Он гладил деревянный наличник и мысленно возвращался в Курбевуа. Кур-бе-вуа. Слоги звенели, как волшебные колокольчики. Они звали в путь, как раньше Уагадугу, Занзибар, Кабо-Верде или Ультима-Эсперанса. Вернуться в Курбевуа. А что такого, он же уехал всего два года назад…

Как-то вечером он позвонил Жозефине.

Автоответчик предложил ему оставить сообщение. Он с удивлением посмотрел на часы. Во Франции час ночи. Повторил попытку на другой вечер. То же самое. Повесил трубку, не оставив сообщения. Потом он позвонил утром, и Жозефина ответила. После банальных приветствий он спросил, можно ли поговорить с девочками. Жозефина сказала, что они уехали на каникулы.

— Ты помнишь, мы говорили об этом. Каникулы поздно в этом году, в конце февраля. Они поехали на Мюстик…

— Ты отправила их одних?

— Они с Ширли и Гэри…

Внезапно ему в голову пришел еще один вопрос:

— Жози, ты что, не ночевала сегодня дома? И вчера! Я звонил, мне никто не ответил…

Молчание на другом конце провода.

— У тебя кто-то есть?

— Да.

— Ты влюблена?

— Да.

— Это хорошо.

Снова молчание. Долгое молчание. Потом Антуан заговорил:

— Рано или поздно это должно было случиться…

— Я не то чтобы нарочно искала. Наоборот, думала, что больше не способна кем-либо заинтересоваться.

— И все же… Ты чудо, Жози.

— Ты мне это раньше нечасто говорил.

— «Счастье узнаешь по шуму крыльев, когда оно улетает». Кто это сказал, Жози?

— Не знаю. Ты как сам?

— Работы выше крыши, но в целом ничего. Заканчиваю выплачивать кредит в банке, скоро начну слать деньги вам с девочками. Дела идут получше, знаешь. Я наконец оправился.

— Рада за тебя.

— Береги себя, Жози.

— И ты, Антуан. Я скажу девочкам, чтобы позвонили тебе, когда вернутся.

Он повесил трубку. Вытер лоб. Взял с полки бутылку виски, открыл ее и прикончил в ночи.

6 мая, около шести утра, Жозиана ощутила первую схватку. Она вспомнила советы, полученные на курсах подготовки к родам, и начала замерять время между схватками. В семь она разбудила Марселя.

— Марсель! Я думаю, все. Младший пошел.

Марсель подскочил, ничего не соображая, как поверженный боксер, пробормотал: «Точно пошел? Он пошел, ты уверена, мусечка? О Боже! Пошел…» Встал с кровати, нашарил очки, опрокинул стакан воды на ночной столик, выругался, сел, еще раз выругался и с растерянным видом повернулся к Жозиане.

— Марсель, не суетись. Все готово. Я оденусь, соберусь, ты возьмешь сумку — там, возле шкафа, выведешь машину, и я спущусь…

— Нет! Нет! Ты не будешь спускаться одна, я спущусь с тобой.

Он быстро ополоснулся в душе, побрызгался туалетной водой, почистил зубы, причесал рыжий венчик волос вокруг лысины, на мгновение озаботился проблемой выбора между голубой рубашкой и голубой рубашкой в тонкую полоску.

— Я же должен быть красивым, мусечка, самым красивым…

Она с нежностью посмотрела на него и ткнула пальцем в первую попавшуюся.

— Ты права, я в ней как-то моложе, свежее… А галстук, мусечка, я хочу его встретить в галстуке!

— Может, галстук-то не надо…

— Надо, надо…

Он снял с вешалки три на выбор, показал ей. Она опять выбрала наугад, и он радостно надел его.

— Я не знаю, как это тебе удается сохранять самообладание! Я боюсь, что умом тронусь. Все хорошо? Засекла время между схватками?

— Ты ванную освободил?

— Да. Иду к машине, а потом поднимусь за тобой. Ты сиди, не дергайся, ладно? Мало ли что может случиться.

Он вышел на улицу и поднялся, потому что забыл ключ от машины. Вышел, опять вернулся: не помнил, где припарковал ее накануне. Она успокоила его, погладила по голове, напомнила, где стоит машина, и он опять побежал, теперь почему-то на кухню.

Жозиана расхохоталась. Он возмущенно повернулся к ней:

— Я ждал этого момента тридцать лет, мусечка, тридцать лет! Не смейся надо мной. Боюсь, не смогу вести машину.

Они вызвали такси. Марсель засыпал рекомендациями шофера, отца восьми детей, и тот насмешливо поглядывал на будущего папашу в зеркальце заднего вида.

На заднем сиденье Марсель обнимал Жозиану, обхватив ее, как дополнительный ремень безопасности. Он повторял: «Ты как, мусечка, как ты?», вытирал вспотевший лоб и дышал часто, как пес на жаре.

— Это мне сейчас рожать, Марсель, не тебе.

— Я плохо себя чувствую! Меня сейчас вырвет.

— Только не в моей машине! — воскликнул шофер такси. — Мне еще целый день работать!

Он остановился. Марсель постоял в обнимку с каштаном, чтобы прийти в себя, и они поехали дальше, в клинику Мюэтт. «Мой сын родится в элитном районе, в самой лучшей, самой дорогой, самой шикарной клинике», — так решил Марсель. Он заранее заказал палату люкс, с огромным балконом и ванной, просторной как приемная посла.

У клиники Марсель протянул шоферу купюру в сто евро. Шофер заворчал, что у него с утра нет сдачи.

— Да мне и не надо сдачи! Это все вам. Первое путешествие моего сына в такси!

Шофер обернулся и ответил:

— Ну надо же… Я оставлю вам мой номер телефона, звоните мне каждый раз, как поедете рожать.