Желтоглазые крокодилы

Анриетта Гробз сидела во главе стола, прямая и неподвижная, как каменная статуя, с волосами, собранными в строгий покрытый лаком пучок, из которого не выбивалась ни одна прядь. Даже святые мощи в церкви выглядят как-то поживее, подумала Кармен. На Анриетте был легкий полотняный пиджак, каждая складочка которого была отглажена и накрахмалена. Справа от нее посадили Гортензию, а слева Зоэ; она наклонялась к ним, делая замечания, как строгая учительница. Зоэ испачкала щеку. Глаза у нее были красные, ресницы слиплись. Видно, что плакала по дороге сюда. Жозефина рассеянно ковыряла еду в тарелке. Лишь Гортензия мило болтала, улыбалась тете и бабушке и отвешивала комплименты Шефу, который чуть не мурлыкал от удовольствия.

— Ну уверяю тебя, ты правда похудел, Шеф. Когда ты вошел в комнату, я подумала: какой он красивый! Как помолодел! Или ты что-то сделал с собой? Может быть, небольшой лифтинг?

Шеф радостно расхохотался и почесал голову.

— И для кого же мне стараться, лапочка моя?

— Ну, не знаю… Может, для меня. Мне обидно, когда ты делаешься старым и морщинистым. Ты мне нужен стройный, загорелый, как Тарзан.

Вот умеет разговаривать с мужчинами эта девчонка, подумала Кармен. Папаша Гробз аж светился от гордости. Лысина сияет, как медный таз. Уж конечно сунет ей на прощание денежку. Уходя, он каждый раз незаметно вкладывал ей в руку купюру.

Довольный разговором с Гортензией, Марсель повернулся к Филиппу и обменялся с ним несколькими словами о ситуации на бирже. Какой нынче курс, на повышение или на понижение? Продавать или наоборот вкладывать? И во что вкладывать? В акции или в валюту? Что говорят в деловых кругах? Филипп Дюпен слушал тестя вполуха. А старик неплохо выглядит. Очень даже бравый вид, заметно помолодел, девчонка-то права, заметила про себя Кармен, мамаше Гробзихе впору насторожиться!

Тут помощница оторвала Кармен от ее наблюдений, спросив, куда подавать кофе: в гостиную или на стол.

— В гостиную, малышка… Я сама займусь этим, а ты убери со стола. И все сложи в посудомоечную машину, кроме бокалов для шампанского, их надо помыть вручную.

Наспех проглотив десерт, Александр утащил младшую кузину в комнату, а Гортензия осталась за столом. Она всегда сидела со взрослыми, даже в раннем детстве: минуту назад бойкая и говорливая кокетка, тут вдруг притаится, чтоб никто не заметил, сольется с обстановкой и слушает. Она наблюдала, пыталась разгадать смысл оброненного кем-то намека, замечала любую оплошность, любой промах, любую неловкость. Любит девка покопаться в дерьме, разозлилась Кармен. И никто ведь ничего не заподозрит. А я знаю все эти уловки наперед. Она и сама поняла, что я ее раскусила. Не любит меня, боится. Надо мне сегодня ее приструнить, пускай отправляется смотреть кино в маленькой гостиной.

Поскольку беседа не клеилась, Гортензии самой надоело сидеть, и она легко позволила Кармен себя увести.

В гостиной Жозефина пила кофе и молила Бога, чтобы вопросы не обрушились на нее градом. Она начала было беседу с Филиппом, но у него зазвонил мобильник, он извинился, сказал, что важный звонок, очень жаль… И с этими словами скрылся у себя в кабинете.

Шеф читал деловую газету, сидя за низким столиком. Мадам Мать и Ирис обсуждали занавески в спальне. Они жестами звали Жозефину присоединиться к ним, но она предпочла составить компанию Марселю Гробзу.

— Как жизнь, крошка Жози, все в ажуре?

У него была странная манера речи: он употреблял всеми забытые выражения. С ним как будто попадаешь в шестидесятые или семидесятые годы, ведь больше никто из знакомых Жозефины не говорил «туши свет» или «обалдемон».

— Можно и так сказать, Шеф.

Он ласково подмигнул ей, вновь уткнулся в газету, но поскольку Жозефина не ушла, понял, что следует дальше поддерживать беседу.

— Твой муж все дома сидит?

Жозефина кивнула.

— Сейчас стало трудно. Надо поднапрячься, потерпеть…

— Он ищет, ищет… Смотрит объявления по утрам.

— Ну если он ничего не найдет, он всегда может прийти ко мне. Я его куда-нибудь пристрою.

— Шеф, ты такой милый, но…

— Но нужно, чтоб он маленько научился кланяться. Уж больно он гордый, твой муж. А в наши дни гордым быть не получается. Надо стелиться перед начальством. Стелиться и повторять: «Спасибо, хозяин». Даже толстяку Марселю приходится на брюхе ползать, чтоб найти новые рынки, новые идеи, и он каждый раз благодарит Бога, когда удается подписать новый контракт.

Он похлопал себя по пузу.

— Скажи это своему Антуану. Достоинство в наши дни — непозволительная роскошь. А у него на такую роскошь нет средств! Видишь ли, крошка Жози, мне легче, я ведь из грязи вылез, и мне очень уж неохота возвращаться туда. Есть такая сенегальская пословица: «Если ты не знаешь, куда идти, остановись и посмотри, откуда ты пришел». Я пришел из нищеты, значит…

Жозефина чуть было не проболталась Марселю, что она и сама сейчас на грани нищеты.