Желтоглазые крокодилы

— Ох, да ладно! Не говори, что ты чиста, как вода горной речки, что тебе нечего скрывать! Я тут узнала, что ты тайком работала на контору Филиппа, а мне ничего не рассказывала. Думаешь, это хорошо? Какие-то секретики с моим мужем!

Жозефина покраснела и пробормотала:

— Филипп попросил меня никому не говорить, а мне так нужны были деньги…

— Ну и я о том же: прошу тебя никому не говорить, и ты получаешь деньги, в которых так нуждаешься…

— Мне было не слишком приятно что-то от тебя скрывать.

— Да, но ты же это сделала! Ты сделала это, Жозефина. Значит, для Филиппа ты на такое способна, а для меня нет? Для родной сестры!

Жозефина дала слабину. Ирис это сразу почуяла. Ее голос смягчился, стал почти умоляющим, из глаз хлынула волна невыразимой нежности.

— Послушай, Жози! Ты ведь окажешь мне эту услугу! Мне, твоей сестре… Я всегда была рядом с тобой, я всегда следила за тобой, я никогда бы не оставила тебя в нищете и не допустила бы, чтобы ты нуждалась. Крик и Крок… помнишь? С самого раннего детства… Я твоя единственная семья. У тебя ведь больше никого нет! Больше нет матери, потому что ты с ней не видишься, и она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО плохо к тебе относится, больше нет отца, больше нет мужа… Я одна у тебя осталась.

Жозефина вздрогнула и обняла себя за плечи. Одинокая, всеми покинутая. Она поверила, в эйфории от первого чека, что предложения так и посыплются, но теперь надо было признать, что ничего не произошло. Человек, который так хвалил ее за превосходно сделанную работу, не позвонил. А 15 января надо будет платить. 15 февраля тоже, и 15 марта, 15 апреля и 15 мая, 15 июня и 15 июля. Цифры закружились у нее в голове. Несчастье навалилось на нее черной давящей массой, зажало грудь в стальные тиски. У нее перехватило дыхание.

— И к тому же, — продолжала Ирис, заметив тревогу во взгляде сестры, — я же не говорю о каких-то мелких деньгах. Я говорю о солидной сумме, порядка пятидесяти тысяч евро!

Жозефина даже подскочила.

— Пятьдесят тысяч евро!

— Двадцать пять тысяч, как только я сдам первые двадцать страниц и план истории…

— Пятьдесят тысяч евро! — повторила Жозефина, не веря своим ушам. — Да твой издатель с ума сошел!

— Нет, не сошел. Он хорошо подумал. Он считал, размышлял. Выпустить книгу стоит восемь тысяч евро. Если продать пятнадцать тысяч экземпляров, она окупится. Целиком. Включая расходы на издание и аванс. А еще он сказал, вот тут слушай внимательно, Жози… он сказал, что с моими связями, с моей внешностью, с моими синими глазами, с моей элегантностью я моментально завоюю прессу и книге обеспечен грандиозный успех! Вот так он сказал, слово в слово.

— Да, но… — Жозефина пыталась возражать, но уже как-то вяло.

— Ты напишешь… ты как никто знаешь эту тему. Можешь жонглировать деталями, историческими фактами. Вставлять слова и выражения той эпохи, придумывать персонажей… Тебе же самой это понравится! Для тебя ведь это детские игрушки! И за полгода, представляешь, Жозефина, за полгода ты положишь в карман пятьдесят тысяч евро! И тебе больше не о чем будет беспокоиться! Вернешься к своим ветхим пергаментам, балладам Франсуа Вийона и к старопровансальскому языку.

— Ты все валишь в одну кучу! — упрекнула ее Жозефина.

— Да мне плевать, что я там куда валю. Мое дело — защитить то, что ты напишешь. Сделаем это разок и никогда больше к этому не вернемся…

У Жозефины приятно защекотало где-то в районе солнечного сплетения. Пятьдесят тысяч евро! Можно внести… она быстро подсчитала… как минимум тридцать ежемесячных выплат! Тридцать месяцев покоя! Тридцать месяцев подряд она сможет спокойно спать по ночам, а днем рассказывать истории. Она так любила рассказывать девочкам истории, когда они были маленькие — Роллон, Артур, Элеонора, Энида выходили в ее рассказах прямо как живые. Они кружились на балах, бились на турнирах, участвовали в битвах, устраивали заговоры, пили и ели в дворцовых залах…

— Один разок, ты уверена?

— Один-единственный раз! Чтоб страшный Крюк меня схряпал!

Когда поезд прибыл на вокзал в Лионе, где стоял три минуты, Жозефина наконец промямлила «да, но только один раз… Ирис, обещаешь?»

Ирис обещала. Один-единственный раз. Святой истинный крест, гореть мне в аду…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Значит, надо писать. Отступать некуда. Едва она произнесла «да» на вокзале в Лионе, где поезд стоял три минуты, как Ирис защебетала: «Спасибо, сестричка, ты даже не представляешь, из какой трясины ты меня вытащила! У меня в жизни сплошная неразбериха. Я столько всего напутала, но уже поздно, назад пути нет, можно лишь спасти то, что осталось, и с этим как-то жить дальше. Пора мне привыкнуть довольствоваться остатками. В этом мало чести, уверяю. Но так уж получилось».