Желтый

Просто не надо бояться обломов и неудач, – думала Люси. – А наоборот, заглядывать в этот чертов двор каждый день, по расписанию, как на работу. Уж точно не обходить его десятой дорогой, чтобы, не дай боже, не убедиться, не увидеть собственными глазами, что наяву там все совсем не так, как в моих замечательных снах. Вот уж правда, было бы, о чем беспокоиться. Заранее ясно, что наяву все всегда совершенно точно не так. Это давно не новость, с тех пор, как ревела в четыре года, не обнаружив в спальне приснившегося серого щенка. И тогда же, наревевшись всласть, поняла, сама себе объяснила таким специальным взрослым внутренним голосом, что в этом в общем нет ничего страшного: некоторые вещи существуют только во сне, как печка – только в доме деда и бабки, в родительскую квартиру ее не утащишь. А оттуда нельзя забрать с собой любимое кресло и подаренный папой на день рождения самодельный кукольный дворец. Но это не означает, что где-то хуже, а где-то лучше. Просто по-разному. И очень здорово, что можно жить по очереди то там, то там.

А что некоторые сны сбываются, вернее, овеществляются, продолжаются наяву, как однажды оказался прекрасной, хоть и жуткой на первых порах, с непривычки правдой трамвай, увозящий своих пассажиров на Эту Сторону, зыбкую городскую изнанку, где быть человеком по умолчанию радостно и легко – так это просто щедрый подарок, всегда желанный, но никем заранее не обещанный, его нельзя ни выпросить, ни заслужить. Иногда сам приходит в руки, и это огромная радость, лучшее, что вообще может случиться. Но глупо впадать в отчаяние всякий раз, когда подарка не принесли, – вот о чем думала Люси, пока шла по улице Бокшто к воротам, ведущим во двор, куда столько раз заходила во сне, что наяву стала обходить его стороной – просто для равновесия. Ну и чтобы лишний раз не убеждаться, не видеть своими глазами, что никакого чудесного, лучшего в мире кафе там на самом деле нет. Потому что разумные рассуждения дело хорошее, но кроме головы есть еще и сердце. А с ним поди договорись.

Сколько раз говорила себе: надо, обязательно надо почаще туда заходить, потому что пока не придешь к невидимому порогу, не узнаешь, откроются для тебе наяву двери Тониного кафе, где во сне ты уже который год любимая гостья, или там по-прежнему ничего нет, только старый заброшенный дом ехидно ухмыляется заколоченной дверью, щурится слепыми, темными окнами: извини, девочка-девочка, Черная Рука занята другими делами, не придет сегодня по твою душу, велела кланяться, передавала привет.

Говорила, но никак не решалась перейти от слов к делу. Вроде бы считала себя храброй; собственно, и была храброй, без железных нервов нормальному человеческому человеку совершенно нечего делать на Этой Стороне, но тут почему-то робела. Нашла коса на камень, что называется. Очень уж ей нравилось это кафе и компания, которая там собирается, очень хотела однажды прийти туда наяву, очень боялась, что наяву ее там не примут. Обидно было бы обнаружить, что именно в этом вопросе ты не Та Самая Люси, бесстрашно пересекающая границы между реальностями, какой иногда, чего уж там, в блеске и славе предстаешь перед собой в собственной же голове, а обычная незадачливая мечтательница. Такая, как все.

На самом деле даже смешно – было бы, если бы о ком-то другом узнала, что он из-за такой ерунды боится отправиться на поиски каких-нибудь удивительных штук. А тут – сама. Дедушка Жюль в подобных случаях говорил: никогда не знаешь, что за дурь тайком свила гнездо в твоей светлой голове и каких она там может высидеть дуренят.

Но дуренята, надо думать, за лето выросли, выпорхнули из гнезда и улетели на юг; по крайней мере, в сумерках Люси встала, бросив кино и шитье, оделась и отправилась на улицу Бокшто. Плевать, получится, не получится, откроются передо мной невидимые двери, или даже мельком не примстится ничего путного. Важно вообще не это. Важно быть человеком, который сделал, что мог, – думала Люси. – И продолжает пробовать, если не вышло. Не разочаровывается, не ноет, не оплакивает несбывшиеся фантазии, а просто снова встает и идет, спокойно и деловито, потому что так надо. Вот надо, и все.

Когда Люси спокойно и деловито входила во двор десятого дома по улице Бокшто, сердце ее не колотилось о ребра, а размеренно билось, семьдесят ударов в минуту, как всегда. И земля не уходила из-под ног, и взгляд не туманился. Что, впрочем, не помешало спокойной и деловитой Люси спокойно и деловито налететь на какого-то прохожего, спокойно и деловито сбив его с ног.

Ну, то есть нет, не настолько трагично, на землю рухнул не сам прохожий, а только пакеты, которые он нес. И Люси тоже немножко рухнула, но не на землю, а прямо в объятия незнакомца, рассудив с присущей ей девичьей мудростью – если уж руки освободились, лови меня!

Ну и он поймал, такой молодец. И рассмеялся. Люси высоко ценила людей, которые реагируют на неприятные неожиданности искренним смехом. Таких на самом деле очень мало на свете, буквально на пальцах можно пересчитать.