Желтый бриллиант

Но главный вопрос — не в этом. Почему Таня, Татьяна Петровна, опять стала жертвой мужских «навязчивых идей». В чем ее «слабое звено». Почему все мужчины, с которыми Татьяна Петровна была связана крепкими узами: родственными, любовными, дружескими, страдали одной и той же манией. Папа маниакально стремился вернуть «батянины деньги» и сошел с ума. Колька предал ее, сына, внука и, надломленный манией «спасения Университета», исчез в неизвестном направлении. Сикорского, похоже, мучает только одна навязчивая мысль, «кому достанутся, и кто сохранит» его миллионы, «чтобы, вороны не расклевали». Почему Татьяна Петровна так зависима от каких-то маньяков, что в ней привлекает этих сошедших с ума мужчин. Какая «жизненная правда» осталась за пределами ее понимания?

Раечка три раза готовила завтрак, пока господа по очереди не изволили покушать. Сикорский уехал в «контору» в субботу. Таню осенила догадка: он знает, что она видела ночью. Стоп! Забыть и жить дальше, или она тоже сойдет с ума. Как папа. Она уже все решила. Она — Египетская кошка!

Светило солнце. В парке нежились и благоухали первоцветы, вылезали острые носики тюльпанов и нежно-зеленые стрелки нарциссов. Татьяна Петровна, не спеша, прогуливалась по каменным ровным дорожкам. Каждый пройденный метр вливал в нее новые силы. Парк был прекрасен.

Вечером еще и еще раз она просматривала свадебный подарок. Но чем больше она читала содержимое картонной папки с бантиками, тем меньше она что-либо понимала. Машинописные листы, компьютерные распечатки, копии счетов и годовые отчеты на французском языке, полусмазанные листы факсов, какие-то письма из швейцарских банков. Было даже письмо из Мэрии Парижа, «о ненадлежащем содержании памятника архитектуры национального значения, принадлежащего Господину Олегу Сикорскому». Она оставила бумаги разложенными на столе. И легла спать.

В воскресенье супруги встретились за завтраком. Олег Борисович вместо «доброе утро — любимая!» резко спросил:

— Ты начала читать бумаги?

— Да.

— И ничего не поняла?

— Да.

— Это нормально. Ты — герой! Продолжай в том же духе. Не забывай гулять! Жена, этот парк — для тебя, как и все остальное!

Сикорский выпил еще две чашки кофе, исподтишка поглядывая на жену. Если бы кто-нибудь знал, как часто Олег Сикорский произносит мысленно это, не самое благозвучное в русском языке слово! Жена — жаба. В реальности — так часто бывает.

— А где ты хранишь документы? Покажи!

Татьяна Петровна пожала плечами.

— А где надо?

Сикорский взял Таню за руку.

— Пойдем!

Оказывается, в спальне, между ванной комнатой и гардеробной, оказался очень профессионально замаскированный большой сейф. Опять — сейф! — Таня вспомнила Белорусскую. В Конькове тоже был сейф, спрятанный в соломенный сундук. В этот сейф, установленный в ее спальне, без труда можно было припрятать мешок картошки на черный день. Сейф нельзя было взломать, прострелить замок, вычислить код. Он не горел и не реагировал на поисковые спец. средства. Полдня Сикорский учил жену пользоваться подобными устройствами. Позже эти знания ей очень пригодились. Теперь каждую бумажку она прятала в сейф.

В холле временно был установлен большой стол, на который водрузили мощный стационарной компьютер. Тонкий розовый ноутбук лежал в спальне на журнальном столе из каррарского мрамора. Олег Борисович сообщил тоном, не терпящим возражения:

— Со среды у тебя будет собственный секретарь. Ты с ним — не церемонься. Не понравится — найдем другого умника. Куда разместить и прочее, решишь сама!

Таня была в ужасе. Каждый день приносил ей такие сюрпризы, что она не успевала просто запоминать всю информацию.

— Олег Борисович, я еще не готова.

— У тебя что-то, болит?

— К счастью, уже нет. Но у меня из всей одежды один Ваш банный халат. Мне надо причесаться, сходить в магазин.

Сикорский озадачился.

— Пожалуй, ты права! Три дня хватит?

— Постараюсь, — соврала Татьяна Петровна. — А секретарь пусть отдохнет недельку.

За все месяцы страданий и болезней Татьяна Петровна постарела, сильно отрасли волосы, появилась седина, руки без маникюра. Она решила навести порядок «на себе». Она посмотрела в окно. Сколько градусов тепла или холода на улице? У нее дома всегда на оконном стекле — градусник. Надо дать указание Степанычу. Пусть развесит на всех окнах термометры и купит домашнюю метеостанцию. При мысли о разговоре со Степанычем ее замутило.

Татьяна Петровна надела трикотажный синий в белую полоску свитер, черные брюки. Спасибо Маше. Скромненько, но для парикмахерской — сойдет. Набросила стеганое пальто, то самое, из лужи, итальянскую шаль и первый раз вышла за ворота особняка. Под мышкой — старая кожаная черная сумка с пустым кошельком, дешевым телефоном с рынка и платиновой кредиткой. Маша объяснила Татьяне Петровне, где местная парикмахерская. Это был один из лучших и самый дорогой в Европе «Салон красоты».

Госпожа Видова уверенно вошла в салон. Красиво. Стильно. Дорогие запахи. На стене, напротив окна, то есть мощного источника дневного света, большое, во всю стену, зеркало. Татьяна Петровна увидела себя в зеркале.