– Поздравляю. Молодец! – я редко радовался кому-то искренне, но теперь у меня получилось. Я вновь пожал ему руку. – Странно только, что вручали сами агенты Фонда, а не специальный императорский курьер. Быть может, в этом деле есть темные стороны?
– Есть, Андар, – Флор несколько помрачнел, – они тут пытались вести со мной беседу насчет тебя. О том, что я не должен с тобой связываться, если и дальше хочу радовать Императора. Я не дал им договорить и выгнал.
– Странно. Фонд целенаправленно начал вести против меня какую-то странную игру. А я ведь ненавижу интриги и борьбу за власть, это мелочно. Они не сказали, в чем причина?
– Нет, совсем никакой причины не назвали.
– Впрочем, я думаю, что у Императора нет какой-либо обиды на меня. Машину я ему построил и сегодня прекрасно показал в действии. Помнишь ведь, что из моего гарнизона забрали сорок тысяч человек? Оказывается, в недалекой резервации случилось восстание. Да, одновременно с нашим. Оно разразилось так сильно, что Фонд оперативно начал изымать войска из всех гарнизонов центральных губерний, не пожалев и Централис. В итоге, туда забрали и машину. Аннигилянтов подавили, машина показала себя в действии. Думаю, ее уже везут на фронт. Об остальном, думаю, ты знаешь.
– Да, осведомлен, но без деталей.
Мы вошли в его кабинет. Он, как это принято, отображал характер хозяина. Все кругом было сделано из дорогого узорчатого дерева, но это дерево было слегка грязноватым и заляпанным. Книги на полках стояли вразброс, неаккуратно и некрасиво. На верхних полках вдоль стен находились красивые, ручной работы, фигурки различных животных; преобладали птицы. Они были выполнены из слоновой кости. На стенах висели медицинские и химические формулы. На прекрасном диване, стоявшем несколько в тени, далеко от окна, валялась чуть ли не грудами разная одежда. Диван был мягкий и бархатный, синего оттенка, и служил иногда Флору постелью. Из окна, задернутого одной шторой, было видно хлебное поле. Перед окном вплотную стояли два бюро, полностью заваленные стопками разных бумаг. Перед бюро, лицом к дверям, стоял громадный, даже громоздкий дубовый стол. Он был таким большим, что Флор не мог дотянуться до противоположного конца, когда сидел за ним. На столе почти ничего не лежало.
Я всегда испытывал странное чувство любопытства и почти восхищения, когда входил в чужой обывательский храм. Здесь все было не как у меня, все вызывало интерес, и хотелось просто наблюдать, восторгаясь, и изучать каждый предмет нового помещения, как старинный музей. Чем интересней и разнообразней помещение, тем интересней и человек, живущий в нем.
– А с какими словами Император обратился к тебе? Это же такое знаменательное событие! – проговорил я, пока мы садились за стол.
– Хм, интересненько. Наверно, стоило прочитать письмо. Его дали вместе с сертификатом.
– Ну и дурак.
– Бывает.
– Так давай сейчас и прочитаем!
– Не, мне лень, его еще и искать надо, – Флор кивнул головой на стопки бумаги за его спиной.
– Вдвойне дурак.
– Ну вот, как же я могу пойти на уступки Фонду? Мало того, что ты нас всех тотальным диктатом держишь, так еще и беспокоишься за мои отношения с Императором.
Я усмехнулся. Давно прошли те времена, когда я пытался всех друзей детства держать в единстве и согласии так, чтобы мы жили и действовали вместе. Флор иронизировал о прошлом, ибо теперь сам почти стал таким диктатором, благо, на меня его власть не распространялась. А вот бывшее «братство» было теперь под его надзором.
– Могу поделиться одной не совсем хорошей новостью, если хочешь. На нее тебе будет также наплевать, – я изобразил досаду.
– Слушаю, – незатейливо сказал Флор.
– Нам не удалось выяснить, каким образом восставшие вообще появились в городе и как им так легко удалось все спланировать. Армия, конечно, привыкла ругать Фонд, но стоит признать, что разведку он всегда творил искусно, со знанием дела. И здесь такая ошибка. Чудо божие.
Мы засмеялись вдвоем.
– Если ты сейчас опять начнешь рассказывать свои нудные теории об эскадрольском сознании, я уйду, – весело проговорил Флор, не дав затянуться неловкой паузе.
– Не буду, не бойся. Хотя я вот вчера вспоминал, иногда какие-нибудь знаменитые ученые-биологи очень любят поговорить о сознании и политике. При этом говорят вполне органично.
– О, ты о Ценине?
– О нем, родимом.
– Давно его видел?
– Ты знаешь, когда мы встречались последний раз. С тех пор я был в гляде только один раз, но его не застал. И вряд ли я снова буду там в ближайшее время.
– Вот это-то меня и беспокоит. Ты построил машину. Отдал ее Императору. Тебе больше нечего делать в Централисе, а значит, ты опять уедешь в свой расписной Гедонис. А я ведь почти уговорил тебя собраться вновь, – Флор смутился от какого-то странного проявления сентиментализма и отвел глаза.