После замечания miss Mary сразу наступает неловкая тишина, в которой отчетливо слышны стук маятника и резкие звонки в комнатах женщин наверху. Прислуга бесшумными движениями убирает со стола, сдвигает стулья, а бой Номер Первый почтительно докладывает miss Mary о заказанных по телефону отдельных кабинетах и young ladies. Подруги молча тянут из крошечных чашечек свой послеобеденный кофе, чутко прислушиваясь к отрывистым распоряжениям директрисы. Тихим властным голосом miss Mary распределяет женщин, гостиные, отдельные кабинеты, выписывает для буфета напитки, точно указывает каждому бою его место, окончательно устанавливает официальную программу вечера.
Телефон, не переставая, звонит, вызывая то одну, то другую женщину. Они спускаются вниз в прозрачных шелковых кимоно, торопливо шаркают домашними туфлями на босу ногу. Постепенно оживают верхние этажи: доносится нестройный визгливый гул женских голосов. В комнатах шумно раскрывают окна, наглухо закрытые ставни, раздвигают плотные гардины, поднимают шторы. Прислуга лихорадочно убирает комнаты и коридоры, делает постели, вытряхивает матрацы и вместе с дневным светом и воздухом в дом врывается звон трамваев, гудки моторов, гортанный, надрывающий слух, напев уличных разносчиков. Полуголые женщины с распущенными волосами и грязно-пестрыми от стершейся краски, пудры и крема лицами суетливо перебегают по коридору из комнаты в комнату, взвизгивают и хохочут охрипшими испитыми голосами, коверкают фразы на официальном английском языке, ссорятся и сплетничают, быстро-быстро глотая слова, отчаянно жестикулируя руками и всем телом, выступающим из распахнутого прозрачного кимоно. В ваннах нагие женщины полощатся при открытых дверях, на весь коридор перекликаются с подругами, ругают неловкую прислугу. Бои и амы мылят их греческими губками, делают им притирания мохнатыми полотенцами, деловито приготовляют тазы с разведенным, как лиловые чернила, марганцевым калием…
Появляются маленькие, сухонькие японцы — массажисты, маникюры и парикмахеры в белых больничных халатах поверх европейского платья и золотых очках, пропитанные аптечными запахами. Они сосредоточенно-молча раскладывают свои небольшие чемоданчики с инструментами и косметикой, холодные и бесстрастные, с деланными застывшими улыбками на лицах. Женщины с преувеличенной покорностью ложатся нагие в свои постели и, насторожившись, напряженно присматриваются к приготовлениям массажистов. Постепенно женственно-нежное белое тело розовеет под ловкими сильными пальцами маленького японца, словно наполняется красным вином. Начинается визг, хохот, гогот, со всех сторон сбегаются к массируемой подружки и странным контрастом выглядит в толпе обезумевших от бесстыдства нагих и полунагих женщин смуглый японец в белом халате и золотых очках, слегка смахивающий на доктора. Ровными заученными движениями он комкает живое, змеино извивающееся в сладостной щекотке похотливое тело женщины, ловко шлепает ее по животу и бедрам, бесстрастный, как заведенная машина. Его холодность и равнодушие еще сильнее разжигают массируемую. Подстрекаемая шутками подруг, она изводит японца похотливыми капризами, злыми насмешками задевает его мужское самолюбие, бесстыдными позами искусно разжигает в нем страсть… Смуглое лицо массажиста становится все темнее и темнее, набухает кровью и жутко смотрят остекленевшие белки диких глаз, направленные в одну точку, как у помешанного. Вздрагивающими пальцами он еще продолжает механически комкать покорное тело, извивающееся и горячее и, наконец, измученный дьявольской игрой, обезумевший от страсти, слепо бросается на женщину. Униженные беспрекословным удовлетворением чужой похоти женщины свирепеют, всей толпой оттягивают его от подруги, истерическими криками и побоями вымещают на нем накопившуюся злобу на мужчин…
Среди массажистов, парикмахеров и маникюров, в толпе нагих и полунагих женщин юлят вертлявые китайцы — портные, вышивальщики, сапожники, продавцы. Бои пропускают их к своим госпожам по строго установленному церемониалу, за приличную мзду. Все они «себе на уме», хитрые и продувные мошенники, корчат из себя наивных дикарей, хоть видят насквозь своих клиенток. От них несет противным расовым запахом, отвратительной смесью пота, чеснока и лука. Нагие женщины, взвизгивающие, задыхающиеся от щекотки, между делом следят за примерками подруг, делают заказы портным и сапожникам, кричат в общей базарной сутолоке на разных языках и, что всего удивительнее, отлично понимают друг дружку.