Желтый лик. Очерки одинокого странника

Этот ребенок был совершенно не похож на своих хилых братьев. Волосатый, темно-красный и большой, он с первой же минуты вцепился крохотными ручонками в материнскую грудь, словно прибыл из голодной страны. Женщины тесно окружили кан молодой матери, с умилением смотрели на маленького обжору, беспричинно хихикали, отпускали шутки, поздравляли слабую Ин. Она любовно-ласково улыбалась им в ответ — не могла оторвать взгляда от новорожденного.

Вскоре явился старый Ван, ушедший из дому, чтобы не слышать воплей подруги. Увидев его, женщины почтительно уступили ему место возле кана и нехотя оставили альков. Лишь теперь Ин, взглянув на опустившегося, постаревшего Вана, почувствовала, что ее муж — старик, такой же седой и согбенный, как тысячи других, ползающих за милостыней вокруг храмов. Ван близко подошел к наложнице, красными слезящимися глазами посмотрел на Ин, на сыро-багровое тельце ребенка, выделявшееся ярким контрастом на нежной, цвета слоновой кости груди женщины и неловко, безмолвно погладил ее по голове. От этой ласки Ин сжалась в комочек, перед ее глазами вновь пронеслась картина во время насилия над ней в роще, она вздрогнула, неожиданно почувствовав сходство в ребенке с тем страшным, неизвестным, хрипло рычавшим на ее груди… От волнения и угрызения совести кровь хлынула к голове; она в изнеможении прикрыла глаза.

Несколько минут старик стоял, наклонившись над каном, всматриваясь невидящими глазами в бледное усталое лицо наложницы. В мертвой тишине раздавалось трогательное, жадное чмоканье ребенка и ровное дыхание матери. Затем Ван, счастливый и сияющий, молодцевато прошаркал мягкими туфлями к выходу, мимо толпившихся женщин, родственников и прислуги, и направился в свою лавку. Увидев его, приказчики засуетились, деловито забегали по темным углам, принялись вытирать пыль, начали переставлять предметы с места на место.

Ван залез за свою конторку, где лежали его расчетные книжки, и раскрыл одну из них. Было тихо, над окном весело стрекотали сверчки и сонно шептались тени на стенах. Он ни о чем не думал и лишь ощущал светлую радость в душе. Перед его глазами все время стоял образ новорожденного сына, его жадно сосущие эластичные губки, его крохотные цепкие пальчики на груди матери.

Старик был счастлив. Славное имя Ванов не потеряется в безвестности.

Приличный дом

По праздникам над домом развевается голубой с белыми звездами флаг Великой Американской Республики.

Снаружи дом походит на немца-визитера в Новый Год, в доброе, старое время. Во фраке, слегка навеселе, блестящий цилиндр помят и набок, ноги выделывают крендели, но в общем вид чрезвычайно солидный, торжественный, знающий себе цену. Здание серое, массивное и внушительное, опоясано каменными балконами и лепными украшениями, с широким парадным крыльцом, пышным входом, огромными дверями из черного дерева с тонкой художественной резьбой, выпуклыми амурами и скромной мраморной табличкой:

«Miss Helene Grave».

Большие итальянские окна задрапированы беленькими кружевными занавесками с веселенькими кокетливыми цветочками, собранными розовыми и голубыми ленточками, кисточками и розеточками. Кое-где, сквозь кружево, можно видеть на подоконнике вычурную клетку с птичками, просвечивает букетик роз, ландышей или гвоздики в тоненькой хрустальной вазочке.

В общем, дом почти не выделяется в ряду домов квартала, таких же солидных, буржуазных, приторно-безвкусных и скучных, как товарные амбары в порту.

И лепные украшения на домах, — штампованные, нудно повторяющиеся, — напялены не для красоты, а чтобы придать всей улице однообразный, отталкивающий вид самодовольной, сытой утробы. Лишь небольшой фонарь над входом, белый, матовый, слегка застенчивый, как ужимка провинциалочки, с черным тоненьким номерком, почему-то сразу бросается в глаза и выделяет его в ряду соседних домов, на которых номера обозначены белой краской на синих табличках.

Только и всего…