Желтый металл

Томбадзе выдал Магомета Абакарова с его дядей Сулейманом, Брындыка, Абубекира Гадырова и кажара. Рассказал о приезде в С-и Филата Густинова и Петра Грозова, об их золоте — об этом он знал со слов Окуневой. Очень много было сказано о Гаврииле Окуневе. Томбадзе уверял, что он, Томбадзе, помогал (так он выражался) сначала Гавриилу Окуневу, потом Антонине Окуневой лишь в части их дел. Главными были Гавриил Окунев, которого он знает и может уличить, и Александр Окунев, которого он не знает лично, но тоже может уличить со слов жены Окунева.

Томбадзе не счел нужным сказать сразу, что Гавриила Окунева с августа в Н-ке не видали. Впоследствии он объяснял, что забыл сказать. Вероятно, он в чем-то хитрил с перепугу, хотел что-то построить на своей якобы неосведомленности, а в дальнейшем просто симулировал забывчивость.

Об Окуневой Томбадзе отозвался, как о женщине, вовлекшей его в связь, о женщине, которая коварно заставила его сбывать золото.

— Любовь, любовь, товарищ следователь! — восклицал Томбадзе. — Клянусь честью, клянусь предками, я не преступник! Я жертва дурных знакомств, я жертва страсти. Чувствуя вину, я не мог отказать любимой женщине. Спросите всех, спросите весь город, я ходил мрачный, как могила, совесть меня мучила, я потерял радость. Это ужасная трагедия моей молодой жизни. Это роковая женщина моего честного сердца. Товарищ следователь, вы мужчина, — взывал Томбадзе, — вы должны меня понять!

3

Утром Нестеров после ночи, которая прошла в труде без минуты сна, пошел выкупаться в море. На берегу пусто, час ранний, ноябрьская вода холодна. Два или три мужественных купальщика из тех, кто способен лезть в воду до самых морозов, составили следователю случайную компанию.

Нестеров с размаху бросился в воду. Соленое море обожгло, сжало тело тугим чехлом. Восхитительно! Через несколько минут Нестеров растирал полотенцем холодную покрасневшую кожу. Он возвращался бодрый, свежий. Усталости как не бывало.

Какое море, какой красивый-красивый город! И какой гнусный червь, какой слизняк этот Томбадзе!..

В девять часов утра Нестеров был за работой. С-ский почтамт дал сведения о посылках и других почтовых отправлениях на имя Окуневой, поступивших за последние три года. «Э, есть интересное!..»

Запросы по другим отделениям связи? «Ответам быть еще рано», — сказали из областного управления связи.

Опрос соседей Окуневой поручить товарищу... Допросы заказчиков Томбадзе... Срочно получить санкции прокуратуры на аресты Арехты Брындыка, Гавриила Окунева и Магомета Абакарова в Н-ке. О Гадырове сообщить в Б. Копию показаний Томбадзе — в Москву и в Сендуны, для привлечения к ответственности Грозовых и Филата Густинова. Все это немедленно. Хорошо бы уметь делать сразу три дела, а в сутках быть бы сорока восьми часам!

Сделав зависящее от него, Нестеров решил дать очную ставку Окуневой и Томбадзе.

«Что сделать для Нелли?» — думал Нестеров, и когда к нему доставили Антонину Окуневу, спросил мать.

— Не знаю, — ответила та.

— Вот бумага. Пишите, что вы просите из изъятых у вас денег выдать дочери три тысячи рублей.

Получив заявление, Нестеров спросил:

— Вы ничего не хотите сказать следствию?

— Я все сказала.

— Вы настаиваете на своей непричастности к хищению и сбыту золотого песка?

— Настаиваю. Что делал муж, не знала. Я его во всем слушалась.

— Так сказать, исполняли приказ? — Нестеров вспомнил дежурную отговорку гитлеровцев, от последнего солдата до маршала.

Ввели Томбадзе. Антонина Окунева задохнулась, схватилась за грудь. Леон Томбадзе, по обдуманной им линии поведения, имел бесстыдство грустно поздороваться с Окуневой:

— Здравствуй, моя милая. Я признался, советую и тебе искренне все рассказать товарищу следователю.

По нашей этике слово «товарищ» неупотребимо в обращениях между следователями и подследственными, судьями и подсудимыми. Нестерову надоело объяснять Томбадзе, что они с ним никак не товарищи.

Антонина Окунева опомнилась и крикнула Томбадзе:

— Эх, ты!.. Сука ты в штанах несчастная!

После оглашения ночных показаний Томбадзе Нестеров спросил:

— Вы признаете правильность показаний гражданина Леона Томбадзе?

— Нет!

Томбадзе выпустил укоризненное: «Ц-ц-ц-ц!..»

— Нет, гражданин следователь, — говорила Окунева, — не признаю того, что он обо мне наговорил. Путалась я с ним, это верно. Дурой была, вроде верила ему... Ничего я его не развращала, ничего не влияла. Сам он лез за металлом: «Дай, дай!» Подарки мне делал, улещал всячески, хотел с мужем развести. Что, не говорил ты мне, чтобы я Нельку выгнала? — вскинулась Антонина. — Кто мне ложки подарил? Дядя? Кто золотые часики дал? Кто на дом деньги дал? А! Об этом ты смолчал, тварь ползучая! Орлом прикидывался, петух щипаный!

И, обратившись к Нестерову, Окунева заявила:

— Велите его вывести, гражданин следователь. Я при этой гниде ничего говорить не стану!