Желтый металл. Девять этюдов

Абашидзе с товарищами, не считаясь с налетающими дождями, обыскивали лес между разъездом Д. и поселком Ц-ми. Разбив местность по квадратам, они бродили по тропам, полянам, в чаще, шарили, как человек, потерявший дорогую вещь, везде, где можно пролезть. От внимания не ускользало перо, сроненное птицей, сухая кожа, сброшенная змеей, поздний лягушонок, который пробирался неизвестно куда и замер по дороге.

Иголку они не нашли бы, но перчатку, портсигар — наверное.

На старом шоссе внимание привлекли остатки костра. Дожди размыли пепел, обнажив обгоревшую, заржавленную бритву, замок и уголки чемодана. Проследив направление ливневых потоков, работники милиции нашли несколько пуговиц, кусочки жженой фибры.

Значительный результат! Кто-то сжег чемодан со всем содержимым. Очень похоже на уничтожение улик.

Так между разъездом Д. и Ц-ми появилась многозначительная точка. А что за «падаль» была на круче, под разрушающимся карнизом старой дороги? Убитый охотником кабан висел метрах в ста ниже карниза, зацепившись за кусты, которыми оброс выступ. По словам охотника, дежурного по станции, детей, ходивших на старую дорогу за ежевикой, где-то еще ниже было то, что они называли «падалью». С осени разлагающийся труп какого-то животного выдавал себя запахом, доносившимся из совершенно неприступного места. (В ровном поле расстояние метров сто пятьдесят кажется ничтожным, а для обрыва это высота сорокаэтажного здания. Московский высотный дом!)

Разъезд одолжил милиционерам все веревки, какие нашлись.

Сплели подобие каната метров в восемьдесят. По круче спустили самого легкого из трех, старшину милиции. Мотаясь, как паук на паутине, по почти отвесному обрыву, старшина пригляделся к тому, что кто-то первый назвал «падалью». Оставалось до нее еще далеко, но рассмотреть удалось.

Через час Абашидзе связался по телефону с управлением С-ской милиции. Он просил прислать на разъезд Д. верхолазов или пожарных с лебедкой и тросами нужной длины, а также врача-эксперта судебной медицины.

…В сущности, это мертвое тело нашлось даже поздно. По мнению опытных криминалистов, создавшемуся еще в прошлом столетии, мертвое тело человека обязательно обнаруживается. Правда, в данном случае нужно принять во внимание особенно неблагоприятные для таких находок местные условия.

ГЛАВА ПЯТАЯ 1

В последних числах декабря следователь Нестеров вызвал на допрос Александра Окунева.

— Как, гражданин Окунев, вам попрежнему нечего сказать следствию?

— Нечего. Я все сказал. Все объяснил.

— Так вы и придете на суд? Закоснелым преступником без тени раскаяния?

— Меня оговорили. Следствие производилось недобросовестно. Суд меня поймет. Я верю в советский суд.

— Что ж, эти ваши заявления я вношу в этот последний протокол.

— Да. Я подпишу его.

Нестеров занялся заполнением бланка протокола. Вдруг он взглянул на Окунева и спросил:

— Скажите, когда вы сбрасывали тело вашего брата Гавриила Окунева с кручи на старой дороге около разъезда Д. С-ской железной дороги, он был еще жив? Или вы сначала добили его?

Окуневу показалось, что лицо следователя сначала надвинулось, потом уменьшилось и исчезло. «Все! Амба! Конец… — мелькнуло в сознании. — Сошлось. Все знают…»

А Нестеров говорил:

— Дополнительно к обвинению в краже, в организации кражи, в скупке, в перепродаже являющегося государственным имуществом золотого песка, вам, гражданин Окунев, сегодня предъявляется обвинение в предумышленном убийстве вашего брата Гавриила Ивановича Окунева. Вы совершили это убийство тринадцатого августа этого года вблизи разъезда Д.

— Я не убивал его, — с трудом выговорил Окунев.

— Вы его убили, — возразил Нестеров. — Против вас говорят тяжелые улики. Следствию известно, что двенадцатого августа вы и ваш брат выехали из Н-ка ночным поездом и рано утром тринадцатого августа оба вышли на разъезде Д. В прошлом году вы уже побывали в районе разъезда Д., осматривая место будущего преступления. Вы опознаны свидетелями. Труп вашего брата найден, и личность установлена. Убийство предумышленное. Обстоятельства, отягчающие ваше положение перед судом…

Да, отягчающие. Умышленное убийство, за которое по закону может быть применена смертная казнь. Мысль о ней сломила Александра Окунева, и он многословно взмолился:

— Я не убивал его, не убивал, гражданин следователь! Клянусь, не убивал! У меня и смелости бы не хватило убить!

— Лжете, лжете и лжете, — сурово возразил Нестеров. — Лжете, низкий вы человек! Смелость нужна для подвига, понятно? Для подвига! А для преступления вам хватает подлости. Вы вор, трус и убийца.

— Не убивал я, не убивал, заверяю вас, — хныкал Окунев.

Страх выжимал слезы на его глазах. Этот, казалось, сильный, сдержанный и замкнутый человек стал тряпкой. Слетело напускное мужество.

— Вы не убивали? А кто же убил Гавриила Окунева, и как было дело?

2

Читателя просят вспомнить то утро тринадцатого августа, когда братья Окуневы остановились на старой дороге вблизи от того места, где заброшенное шоссе повисало на круче рассыпающимся карнизом.