Желтый металл. Девять этюдов

Трое суток Абакаров томился от скуки. Человек терпеливый и сдержанный, он мог бы терпеть и дальше. Но Хусейн оказался точным. На третий день он приказал Абакарову итти к себе в номер и ждать его, Хусейна, к себе в гости хоть всю ночь. Хусейн придет в удобное для себя время.

Хусейн пришел далеко после полуночи, когда вся гостиница, кроме дежурного администратора в воротах, уже спала.

Быть может, Хусейна устраивал именно этот ночной дежурный…

Хусейн принес весы. Все золото было взвешено порциями по сто граммов. По совету дяди Сулеймана, Абакаров назначил свою цену при первом свидании с Хусейном. Покупатель заплатил по сорок четыре рубля за грамм песка. Это не так уж дорого за золотой песок, в котором на тысячу весовых частей приходилась восемьсот девяносто одна часть чистого золота, семьдесят три части серебра и тридцать шесть частей прочих металлических примесей. Восемьдесят девятая проба.

Хусейн не торговался.

Пачка сторублевок, сложенных по десять штук, имеет толщину в два миллиметра, пятидесятирублевок — вдвое толще. Двести шестьдесят четыре тысячи рублей — двести шестьдесят четыре пачки денег той и другой купюры. Столбик высотой почти в восемьдесят сантиметров. Полупустой чемодан Абакарова, в котором лежали только полотенце, мыльница, кружка и запасная сорочка, наполнился.

ГЛАВА ПЯТАЯ 1

Живописцу-анималисту из всех животных труднее всего дается рисунок волка: волк похож на собаку. Выражаясь языком былых лошадников и любителей собак, у волка и собаки одна «стать». Десятки раз художник принимается за дело, пробует новые повороты, новые раккурсы, а его волк упорно глядит собакой.

Что же, иная крестьянка расскажет, как она, бродя лесом по грибы или по ягоды, заметила большую собаку:

— И думаю: «А откуда здесь быть собаке?» Поманила. Она от меня. Тут-то я и увидала: «Батюшки, да ведь это волк!»

Волк имеет собачьи черты, собака — волчьи. Рисунок собаки дается легко; никто не жалуется, что вместо собак у него получаются волки. Видимо, задача художника особая; нужно, чтобы волчье выражение целиком, бесспорно поглотило все признаки собаки при внешнем родовом сходстве. Художник должен передать смысл, «образ» волка.

Между Александром и Гавриилом Окуневыми существовало большое фамильное сходство в чертах, в линиях. Сразу видно — братья, и это сходство особенно проступало на фотографиях. При дальнейшем знакомстве общность как бы стиралась; никому из людей, хорошо знавших братьев Окуневых, не пришло бы в голову, глядя на одного, подумать: «Как он похож на брата!»

Погрози старшему — он начнет с предупредительного ворчанья, младший может заскулить.

Александр Окунев разминулся с гостями жены. Его тесть, Филат Густинов, и Петр Грозов с женой выбыли в субботу, Александр появился в С-и только во вторник.

Последние дни перед отъездом гостей Антонина сидела как на горячих углях. Густинову и Грозову надоели теплый берег и теплое море. Они хотели на обратном пути побывать в Москве. Отпуск Грозова близился к концу, отпуск Густинова тоже. Филат Захарович не нуждался в нескольких стах рублей зарплаты конюха, но он, со свойственной ему распухшей к старости жадностью, любил ставить каждый рубль ребром и дорожил своим заработком.

Густинов больше не напивался допьяна. Он приставал к дочери то с бранью и кулаками, то с назойливым слезливым хныканьем:

— Обездолили старика. Пропали денежки, пропала моя голова от родной дочери…

Антонина не доплатила ему около семи тысяч рублей из причитающихся сорока трех тысяч четырехсот тридцати восьми рублей и пятидесяти копеек.

Петр Грозов не ругался и не плакал, но его тактика была, пожалуй, похлеще. Он молча ходил по дому и саду за Антониной, молча подсаживался и, как будто выждав известный ему удобный момент, задавал слово в слово один и тот же заученный вопрос:

— Ну как? Не узнали еще?

— Тьфу, ей-богу, из дому выжили, проклятые, то-есть окончательно выжили! — прорывалась Антонина и убегала, оставляя все домашние дела на Евдокию Грозову.

Дневные выходы она делала лишь для успокоения гостей, для отвода глаз.

Вечерами же она действительно ходила узнавать. И, собираясь, командовала:

— Дуся, пошли!

«Монголка» Петр Грозов еще больше хмурился:

— А Дуся зачем? Могла бы сегодня со мной пройтись по вечерней прохладе-то.

Что-то чуя в особой тщательности ухода за собой обычно не слишком-то чистоплотной Евдокии, Петр Грозов пробовал было, по выражению Дуси, «прижать» ее. Памятуя знаменательный разговор с Антониной о женах и мужьях, Дуся сумела защититься:

— Не смей драться! Руки коротки! Вместе металл везли, в моих юбках прятал.

Муж отступился, но не мог отказаться от замечаний по поводу вечерних исчезновений жены. Она-то при чем?

— А при том, Петр Петрович, — резала Антонина, — что ваша Дуся мне нужна для безопасности. Если деньги уже есть, я такую сумму одна по темноте не понесу.