Желтый песочек

Осужденные даже вздрогнули от этих давно стертых из памяти слов, услышав в них пронзительный отзвук навсегда отрезанной от них жизни. Они, конечно, поняли их сейчас как шутку, но и шутка эта была признаком жизни, недостижимостью которой словно дразнил их этот чекист, чем делал им еще больнее.

Один только Шостак, пожалуй, готов был серьезно принять сказанное.

- Спасибо, товарищ : Гражданин начальник. Чтоб это зачлось :

- Зачтется, зачтется, - неуверенно пообещал помкоменданта.

- На том свете, - ухмыльнулся Сурвило.

- Почему на том? - не согласился его коллега. - И на этом. Я вам предоставлю самую лучшую ямку. Сухую, с желтым песочком : Не хуже, чем ударникам социалистического соревнования.

Было непонятно, говорил он это серьезно или хитровато издевался над ними, в предрассветной темноте было плохо видно выражение его всегда живого молодого лица. Но голос казался доброжелательным, и это невольно успокаивало.

- Ну ведь я вот - невиновен, - сделал шаг вперед Шостак. - Это правда. Вот тот следователь, товарищ Кутасов, знает. Я не вредитель.

Костиков сладко затянулся папиросой и медленно выпустил длинную струю дыма.

- Ну, конечно, невиновен. Если бы ты был виноват, тебе бы на следствии кишки вымотали. Кости бы переломали. Жену бы на твоих глазах того : Если бы был виноват. А так - спокойно застрелим на сосновом пригорке. И все. Правда, буржуй? - вдруг обратился он к Валерьянову, который стоял немного вдали от остальных.

Похоже, он хотел зацепить Валерьянова, но тот не ответил на его вопрос. Он и не услышал его, этого молодого самоуверенного чекиста. Валерьянов уже немало повидал их на своем веку, начиная с девятнадцатого года, когда его расстреливали в Алуште. Он думал потом, что если бы тогда расстреляли, не было бы этих мучений и унижений, которые он пережил за все последующие свои годы. Но в Алуште не расстреляли. Только довели до дистрофии и выпустили умирать самостоятельно. Продержав три недели среди полсотни бывших офицеров Добровольческой армии в сыром винном погребе без еды и воды, не выпуская по естественной нужде. Это последнее угнетало Валерьянова больше, чем голод, он долго не мог привыкнуть ходить по большому и малому на глазах у разных по возрасту и чину людей и уже тогда понял нелюдскую суть чекистов. Они - нелюди, так и нужно было их понимать, если только нормальным умом можно было что-то понять. Родной брат Валерьянова, милый поручик Аркадий Аркадьевич, так и не понял, очевидно, с кем имел дело, - горячился, протестовал, спорил. И сошел с ума. Пристрелили, как собаку, и бросили в придорожный бурьян. Он же вот выжил главным образом потому, что не протестовал, никогда ни с кем не спорил, вел себя ниже травы, тише воды. А в результате чего дождался? Того же, что и брат. Только лет на пятнадцать позже. Стоило ли хранить себя?

Тем временем стало светлее. По обеим сторонам дороги выплыл из темноты полевой простор с пригорком вдали и придорожным кустарником вблизи. Сверху то накрапывал, то прекращался мелкий дождь, со стороны поля дул влажный западный ветер. На пригорок взбегала грязная разъезженная дорога с залитыми дождем колеями. Горожане ездили тут нечасто, а колеи были от машин наркомата внутренних дел, который только и пользовался этой дорогой. Особенно по ночам. А то, бывало, и днем, во время московских проверок, когда в городе срочно разгружались тюрьмы.

То, что Валерьянов никак не отреагировал на замечание, не понравилось Костикову.

- Ты, буржуй! К тебе обращаются!

- Я слышу, - тихо, одними губами, ответил Валерьянов.

- Благодари мою доброту. Хотел пристрелить.

- Спасибо :

- Вот! А то не напомнишь - не поблагодарят. Буржуйская невоспитанность :

- К своим так они слишком воспитанные, - подхватил Шостак. - Все: благодарю, благодарю :

- К своим. Но не к пролетариату, - заметил Сурвило. - Пролетарии - их враги.

- Наверно, мало стреляли, - сказал Шостак.

- Стреляли немало. Но всех еще не перестреляли. Все за виной гнались. За доказательствами и признанием. Больше бумажки писали, - как о чем-то наболевшем, с горечью заметил Сурвило.

- А что писать? - удивился Шостак. - Разве сразу не видно: контра. Вот этот: жилетка, гамаши, коверкот :

- Может, еще и галстук завязывал? - заулыбался Костиков.

- Завязывал, - тихо ответил Валерьянов. - Как каждый интеллигентный человек :

- Вы посмотрите: его арестовывают, а он завязывает галстук. Разве что повеситься в тюрьме.

- Чтобы уклониться от наказания, - сказал Сурвило. - Но такой номер у нас не пройдет. У нас порядок!