Желтый свитер Пикассо

– Врачебная тайна не позволяет мне назвать вам диагноз, – замялся доктор. – Но так как вы из правоохранительных органов… Так и быть. Не скрою, отчасти вы правы: как выяснилось в процессе обследования, у Клима Щедрина – не алкогольный бред, но… – Доктор вытащил палец из обивки и торжественно поднял его к потолку. – Но у Клима Щедрина – маниакальный психоз с ярко выраженными симптомами шизофрении! Раздвоение личности, бессвязная речь, затуманенное сознание, галлюцинации, мания преследования и, как следствие, агрессивное поведение. – Доктор сел в кресло, откинув подол халата, хлопнул ладонями по столу и сурово взглянул на посетителей. – Как выяснилось, подобное состояние спровоцировано падением с лестницы и сильным ушибом головы. Клим Щедрин опасен для окружающих, он нуждается во временной изоляции от общества и серьезном лечении. О выписке даже речи быть не может!

Зотова и Варламов переглянулись.

– Раздвоение личности? Какое еще раздвоение? – робко переспросила Елена Петровна.

– Клим Щедрин полагает, что он – всемирно известный живописец Пикассо! Он постоянно об этом твердит.

– Позвольте уточнить, голубчик, а мания преследования у пациента в чем выражается? – спросил Иван Аркадьевич, суетливо достал носовой платок, промокнул глаза и шумно высморкался.

– Пациенту кажется, что его преследуют живописцы из Творческого союза художников России. Случай уникальный по своей сути! Впервые такое в моей практике, и я хочу его всесторонне изучить. Причинно-следственные связи пока не прослеживаются. Почему, к примеру, испанского живописца беспокоят именно российские художники, а не какие-нибудь там другие? – Доктор подался вперед, беспокойно вглядываясь в лица посетителей, словно ища в них ответ. Варламов снова шумно высморкался и промокнул платком глаза. Зотова покраснела, как помидор, и зачем-то похлопала Ивана Аркадьевича по спине. Герман Петрович тем временем вернулся в исходную позицию, и лицо его стало довольным. – Тут намедни привезли одного пациента, как раз художника с манией преследования, вроде даже он из этого самого общества. Я решил эксперимент провести, сейчас состояние новенького стабилизирую и помещу его в одну палату с Щедриным. Клин, как говорится, клином вышибается.

– Какая потрясающая идея! – похвалил доктора Варламов и шумно высморкался в третий раз.

– Я тоже так считаю, – самодовольно сказал Герман Петрович и отвернулся к окну.

– А поговорить мы с Климом Щедриным можем? – спросила Елена Петровна.

– Поговорить можете, но не советую, – равнодушно сказал доктор, по-прежнему глядя в окно.

– Почему? – хором спросили Варламов и Елена Петровна. Доктор обернулся.

– Впрочем, а почему, собственно, нет? – передумал он. – Я дам распоряжение санитарам, чтобы приняли меры.

– Не нужно никаких мер, – забеспокоилась Зотова, – мы же не художники из общества! Думаю, к нам Клим Щедрин будет благосклонен. Только нам нужно с ним поговорить без свидетелей. Это можно устроить?

– Я уступлю вам свой кабинет, все равно на обход иду, – благосклонно согласился доктор и удалился, заперев их на ключ.

* * *

Клим вошел в кабинет, как заключенный, низко опустив голову и спрятав руки за спину. Взлохмаченный, угрюмый, с распухшим носом, расплывшимся по всему лицу, и с фиолетовыми синяками под глазами. Заметив в помещении Варламова, Клим на мгновение оживился, но тут обратил внимание на Зотову и замер.

– Елена Петровна в курсе наших дел. Я рассказал ей все и попросил помочь вытащить тебя отсюда, – объяснил Иван Аркадьевич.

– Неужели? – иронически спросил Клим. – Как вы узнали, что я здесь? Вам эта полоумная француженка сказала? Извините, я, кажется, случайно заложил вас, Варламов. Когда пришел домой, принял ее за Алевтину сначала. После выставки я, знаете ли, немного не в себе был. С лестницы упал. Вернее, мне помогли упасть. На вернисаж случайно забрел художник, у которого я картины покупал. Вы, когда сценарий свой писали, почему-то забыли такую вероятность учесть.

– А кто вас просил договариваться с одной из самых известных галерей? Сняли бы какую-нибудь захудалую, на окраине, ничего бы этого не случилось.

– Ну да, конечно, я, как обычно, во всем виноват! А вы у нас – белый и пушистый, как зайчик-побегайчик! Ладно, забыли. Кредит, как я понимаю, мне не светит. Мишель, вероятно, догадалась обо всем. Не могла не догадаться – она девочка не глупая. Понять одного не могу: каким образом она оказалась в моей квартире? Аля, что ли, решила меня наказать, и они меня вдвоем развели? У меня башка тогда вообще не соображала ничего. Я свое сотрясение мозга принял за амебный энцефалит и за Алевтину сильно переживал. Вы в курсе, что Мишель притащила мою невесту на вернисаж?

– Почему вы решили, что заболели энцефалитом? – переспросила Елена Петровна. – Услышали о смерти Виктора Староверцева и Рутгера Ольсена?

– Откуда вы знаете?! – оторопел Клим.

– Догадалась. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.