Хэмерсли, ничего не имеющий против осторожности, следует последнему совету приятеля и укрывается за одним из валунов. Оставаясь в седле, он сидит, погруженный в молчаливые размышления. Печальные мысли занимают ум молодого человека. Его перспективы кажутся нерадужными, будущее предстает смутным и безрадостным. В нем теплится лишь искра надежды помочь дону Валериану Миранде. Не уверен он и в том, что успеет спасти его сестру, свою собственную суженую, от нависшей над ней беды. Кентуккиец не называет эту беду и не смеет даже придавать ей осмысленную форму.
Примерно полчаса проходит в таком болезненном раздумье. Его нарушает звук, донесшийся из долины. С радостным возбуждением Фрэнк узнает сигнал, который обещал подать товарищ. Свист раздается тремя пронзительными трелями, перекрывающими шум водопадов. Судя по направлению, доносится он откуда-то из окрестностей дома. Не утруждаясь дальнейшими размышлениями, Хэмерсли пришпоривает мула и скачет вниз по проходу так стремительно, как только возможно.
Выехав на равнину, он переводит животное в галоп и вскоре подлетает к ранчо, где, как и ожидал, обнаруживает своего компаньона и пеона в качестве пленника. Оба человека и их мулы образуют живописную группу у входа в необитаемое жилище. Экс-рейнджер стоит, слегка наклонившись вперед и опираясь на винтовку, приклад которой упирается в землю. У ног его распростертый индеец, колени которого связаны сыромятным ремнем, как и кисти рук.
– Я мог бы и раньше его сцапать, – сообщает Уолт товарищу, идя ему навстречу. – Но мне любопытно было узнать, за чем он охотится. Я решил обождать и понаблюдать. Вот вам и объяснение.
Техасец указывает на лежащий рядом объемистый мешок, содержимое которого наполовину высыпалось. Это целая коллекция различных украшений и предметов искусства – мешок напоминает рог изобилия, извергающий свои плоды. Хэмерсли узнает в вещах собственность человека, у которого гостил так недавно.
– Ворованное добро, вот что это такое, – продолжает Уолт. – Украденное у хозяина, которого он перед тем подло предал, возможно даже обрек на смерть. И госпожу тоже, которая была так снисходительна к нему. Проклятье! Да это ведь гребень из черепахового панциря, принадлежавший моей Кончитер, и пара туфель тоже ее, могу поклясться! Как мы поступим с ним?
– Как я и намеревался, – отвечает Хэмерсли с серьезным видом. – Сначала пусть исповедается, расскажет все, что знает. А когда мы узнаем всю его историю, решим, как быть дальше.
Выбить признание не составило труда. Когда боуи Уайлдера промелькнул перед носом пеона, остановившись в шести дюймах от груди, бедолага выложил без утайки все, что произошло с той секунды, как он впервые помыслил об измене. Индеец признался даже в мотиве, толкнувшем его на измену – зная о благородстве угрожающих ему, он вознамерился тем самым вымолить пощаду.
В намерении повысить свои шансы еще больше, Мануэль предал и того, кому продался сам – Урагу. Ему довелось подслушать разговор между мексиканским полковником и его адъютантом, лейтенантом Роблесом. Смысл оного сводился к тому, что везти пленников до самого Альбукерке не входит в планы военных. Как намерены они распорядиться их судьбой, пеон не ведает. Он слышал только ту часть диалога, которая касалась дона Валериана и доктора.
А как же с пленницами? Известно ли ему что-то о намерениях похитителей в отношении них? Пусть и не в таких выражениях, но вопрос был задан именно в таком смысле.
Пеон не в силах на него ответить. Ему не показалось, что они пленницы – уж точно не Кончита. Ее просто забрали вместе с хозяйкой. Что до сеньориты, его госпожи, то Мануэль слышал несколько слов, оброненных в беседе между Урагой и Роблесом, но не уловил их смысла.
Зато Хэмерсли его улавливает, и в сердце его поселяются мрачные, горестные предчувствия.
Глава 56. «Норте»
Урага и его уланы продолжают поход, направляясь через Льяно-Эстакадо на запад. Отряд, построенный в колонну по два, снова растягивается длинной линией, оружие и снаряжение солдат блестит на солнце, а ветер треплет флюгера на пиках. Пленники располагаются в нескольких шеренгах от конца строя, с флангов их стерегут по ряду всадников. Женщины впереди, рядом с проводником и младшим лейтенантом, возглавляющим ордер.
По известным одному ему соображениям уланский полковник не навязывает пленницам своего общества. Он намеревается сделать это в свое время, но пока оно еще не пришло. Не принимает Урага участия и в руководстве маршем – эта функция возложена на альфереса, а сам командир и Роблес скачут в нескольких сотнях шагов впереди отряда.
Урага отстранился от всех с целью поговорить с адъютантом, не опасаясь быть подслушанным.
– Итак, айуданте, каково теперь ваше мнение о состоянии дел? – начинает он, как только они удаляются на безопасное расстояние.
– Думается, мы славно все провернули, хоть и не совсем так, как хотелось бы вам.