Желтый вождь. Одинокое ранчо

Урага не колеблется больше, а проглотив досаду и затаив месть, обрушивает на мустанга удары шпор и плети, побуждая скакать во всю прыть.

Глава 75. Разделенные долгом

Если не считать десятка мертвецов, теплая кровь которых вытекает из оставленных пулями отверстий красными капельками, похожими на росу, рассыпаясь по траве, или проливаясь потоками на песок – так вот, если не брать в расчет эти слишком явные свидетельства смерти, то любой, вступивший в лагерь Ураги в момент бегства мексиканского полковника, мог бы счесть себя зрителем пантомимы с превращением. Но ни в одном спектакле перемена декораций не могла произойти более быстро и решительно.

Разряженных улан с их плюмажами, флажками и кистями, которым в пантомиме пристала бы роль фей и эльфов, сменяют люди из реальной жизни. Это бородатые мужчины в домотканной одежде. На одних куртки из замши, на других стеганые плащи, у всех ружья, ножи боуи и пистолеты. Из дул первых курится дымок, свидетельство недавнего выстрела, последние сжаты в руке, готовые разразиться огнем, как только появится какая-то достойная цель.

Выскочив на опушку раньше других, Хэмерсли и Уайлдер оглядываются в поисках этой цели, и оба думают об одной и той же. Они видят десять солдат на траве, мертвых как тарань на веревочке, но ни на ком нет офицерского мундира. Это значит, что того, кто им нужен, тут нет.

Первый взгляд не дает ничего, зато второй – все. Позади палатки, наполовину скрытой за деревьями, трое мужчин садятся на коней. Один уже в седле и уносится прочь, двое других только просовывают ногу в стремя. Скачущий на чалом всадник незнаком преследователям, зато само животное им известно. Это жеребец Хэмерсли! Из двоих других узнан только один, и то только Фрэнком – это Хиль Урага.

Вырвавшийся у кетуккийца возглас выражает досаду. Секунду спустя после того как он заметил мексиканских офицеров, те запрыгивают в седла и бросают коней в галоп. Пуля из винтовки еще способна нагнать их, но ружья обоих американцев разряжены. Барабаны револьверов полны, но от них нет толку – уносящиеся прочь всадники вне дистанции выстрела из пистолета!

Зная это наверняка, преследователи не думают стрелять. А будучи пешими, как и прочие рейнджеры – лошадей оставили в лесу, чтобы подкрасться, – понимают бесполезность погони в данный момент. Пока они колеблются, одно происшествие возвращает Хэмерсли надежду. Человек на его коне не справляется с норовистым жеребцом. Как всякий мексиканец, в седле он сидит как влитой, но заставить животное повиноваться себе не может.

Издалека конь слышит ржание, в котором узнает зов лошадей своей породы, и воспламеняется желанием потереться с ними носами. Тщетно колотит Гальвес каблуками ему по ребрам и бьет по голове в отчаянной надежде заставить упрямца идти вперед. Тот вместо этого пятится до тех пор, пока не выносит наездника на расстояние выстрела из револьвера, который находится в руке Хэмерсли. Раздается сухой треск – нет нужды поворачивать барабан и заново взводить курок. С первого раза Фрэнк попадает в цель и солдат валится из седла и падает замертво, без крика или трепыханий. Тем временем скакун, избавившийся от седока, рысит к месту, откуда был произведен выстрел.

В следующий миг настоящий хозяин хватает уздечку, и на радостный клич человека конь отзывается радостным ржанием.

Видя как обстоят дела, рейнджеры спешат туда, где оставили своих лошадей. Часть устремляется к уланским, которые рвутся теперь с привязи в тщетной надежде обрести свободу.

Но Хэмерсли некогда ждать. Для этого нужно время, нетерпение и бурная жажда мести сжигают его. Молодой человек думает о зверски убитых товарищах, кости которых остались непогребенными в песках близ реки Канейдиан, а также о том, как близка была расплата, ускользающая теперь из рук.

Одно сдерживает его – Адела. Где она. Жива ли? Кентуккиец обращается к шатру, еще недавно находившемуся под охраной Гальвеса. Теперь у входа в него виден совсем другой человек. Это Уолт Уайлдер с ножом боуи, лезвием которого техасец разрезает шнуры на клапане палатки. В одну секунду веревки перерезаны, полог открывается и из-под него появляются две женские фигуры. В следующую секунду одна из них бросается на грудь Хэмерсли, другая повисает на шее у Уайлдера. Происходит обмен словами и поцелуями. Первых сказано немного, когда Фрэнк, мягко высвободившись из кольца нежных рук, сообщает о намерении ехать.

– Для чего? – спрашивает мелодичный голос, а в девичьих глазах вспыхивает болезненное удивление.

– Чтобы отплатить за твои и мои обиды, Адела, – следует твердый ответ.

– Сантиссима! – восклицает сеньорита, видя как ее возлюбленный готовится вскочить в седло. – Франсиско, останься со мной. Не ищи снова опасности. Этот жалкий тип не стоит твоей мести.

– Это не месть, а правосудие. Мой долг покарать его за преступление, самое отвратительное на свете. Что-то нашептывает мне: «Это судьба, тебя ждет успех». Дорогая Адела, не препятствуй мне. Опасности нет. Я скоро вернусь и доставлю назад саблю Ураги, а быть может и его самого.