Жемчуг перед свиньями

– Час в день в морской воде, дорогой друг, – повторил Джефферсон Блэк, вставая и выпрямляя свое длинное тело джентльмена. – Но больше не нужно, это бесполезно. Это цена их выживания, их сказочного блеска и сохранения стоимости. И это того стоит, не так ли? Позвольте с вами проститься, мсье, поклон вашей даме. Это не значит, что мне с вами скучно, просто меня ждут играть в гольф. Рад был познакомиться.

***

– Покашляйте еще, мадмуазель, – попросил врач. Ирен, раздевшись до пояса, набросив на плечи полотенце, стояла перед врачом в Кошвиль-сюр-Мэр /Кальвадос/. Они обосновались здесь в меблированных комнатах напротив пляжа больше месяца тому назад. Ромуальд работал уличным фотографом. Сейчас он сидел в углу кабинета и ждал, положив на колени соломенную шляпу.

– Еще раз – вдохните, мадмуазель…

Ирен сделала вдох, закашляла, чуть не задохнулась.

Врач выпрямился и опустил стетоскоп:

– Можете одеваться, мадмуазель.

– Что-нибудь серьезное, доктор? – спросил Ромуальд, вспоминая о приступах удушья, которые уже несколько раз случались у Ирен по ночам, вызывая у них обоих беспокойство.

– Мсье, у вашей невесты астма. Сейчас у нее обострение. Это серьезно. Если приступы и дальше будут продолжаться, это плохо повлияет на сердце. Что-то мне не нравится ее сердечко.

***

Немного встревоженная. Ирен надевала блузку. (Ожерелье было у нее в сумочке). Врач черкнул несколько непонятных слов в своем блокноте.

– Вам нельзя жить на берегу моря. Раз у вас астма, море вам противопоказано. Как врач я рекомендую вам жить не ближе, чем в шестидесяти километрах от моря, по меньшей мере. «Черт побери!» – подумал Ромуальд, обеспокоенный прежде всего необходимостью ежедневной морской ванны для жемчужин и ценами на бензин.

Очутившись на улице. Ирен сразу же надела свое дорогое ожерелье перед зеркалом кондитерской.

– Ну что, Ромуальд? На этот раз возвращаемся в Кьефран? Ты слышал, что он сказал? Мне нельзя жить у моря, – говорила она, поглаживая по-хозяйски колье, которому как раз нужно было море, – секрет, которого она по-прежнему не знала. Ромуальд так ничего ей и не скажал.

***

Ирен развешивала после стирки белье на веревке, натянутой между двумя столбами, перед входом в развалившуюся лачугу, в которую превратился бывший домик охраны Фальгонкуля. Они вновь поселились здесь, вернувшись неделю тому назад. За это время приступы астмы у бывшей пастушки стали заметно реже и слабее. Ромуальд же заканчивал пилить на козлах туристический щит с надписью: «Кьефран и его старый исторический замок»; он сорвал его на дороге прошлой ночью. Замок был его жилищем, его собственностью, и нечего было его осматривать. Этот мерзкий Фроссинет никогда не спрашивал у него разрешения на его осмотр. Он решил пустить этот щит на дрова, на растопку старой, заржавленной плиты, которую они с Ирен, сидя без денег достали со дна рва и водрузили на кухне – единственной более-менее пригодной для жилья комнате лачуги.

Положение Ромуальда было ужасным, почти безвыходным. Во-первых, Ирен и слышать не хотела ни о каком море, она беспокоилась о своем здоровье. Во-вторых, она хотела выйти замуж в Кьефране и больше нигде, она хотела ослепить местных деревенских, утереть им нос. В-третьих, ожерелье, которое Ирен не снимала целый божий день – разве что, когда шла в деревню – портилось с каждым днем. Ромуальд попытался было подержать его в болоте, но от стоячей воды толку было мало: свойства жемчуга не восстанавливались. Жемчужины темнели, приобретали зеленовато-серый оттенок, а если их потереть, то начинали шелушиться и стираться. Но Ирен, казалось, это нисколько не беспокоило. Наоборот, изменения оттенков ее забавляли, укрепляли ее веру в великолепие жемчужин Востока.

В-четвертых, узнав, благодаря ходившим по деревне слухам о предстоящей женитьбе Ромуальда, его дальний родственник граф де Тюрзьер, седьмая вода на киселе по отцовской линии, живший, в 50-ти километрах от них, в сторону Шоссена, – 80-летний старик, не имевший прямых наследников, пригласил Ромуальда в свой замок и объявил ему, что намерен сделать роскошный свадебный подарок последнему из Мюзарденов, а именно: несколько сенокосных лугов, старую водяную мельницу, участок с одичавшим виноградником, куда уже и вороны-то не летали, а поселился давным-давно колорадский жук, а также несколько семейных реликвий, среди которых полотна Мейссонье и два полотна Бугро, найденных на чердаке. Все это Ромуальд получит, разумеется, только после свадьбы – о, эта вечная недоверчивость жителей Франш-Контэ!

Таким образом, Ромуальд получал какой-никакой начальный капитал и не продавая своих жемчужин. И в довершение всего, Ирен вбила себе в голову поохать и собственноручно показать эксперту колье, прежде чем надеть на палец обручальное кольцо. (Для чего написала Мени Грегуар, испрашивая совета.)

Так что со времени возвращения нашей пары в деревню произошло много событий.

Итак, Ромуальд пилил злополучный щит, как вдруг на горизонте обозначилась новая опасность: из сушняка показалась сиреневая «Ланча» с его убийцами и медленно покатила к подъемному мосту.