Жемчуг северных рек<br />(Рассказы и повесть)

— А пошто спрямлять-то? — Она чего-то жевала беззубым ртом, перекатывала жвачку с одной щеки на другую. — До тебя не спрямляли, а ты спрямлять…

Зиновий Васильевич заторопился объяснить ей то, во что ещё не уверовал сам, но что уже не оставляло его в покое. Пропадают луга, изгнивает на корню осока, тем самым ещё сильнее заболачивая пожню. А если русло реки вытянуть стрелой, вода скатится с лугов, они подсохнут — и тогда пускай сюда смело технику, окультуривай их, подсевай нужных трав. Кормовая ж проблема решается!

— Смотри, Зиновий, — прошамкала Павла Ивановна. — Взвесь поначалу, чего дороже: река, которую загубишь, али луга… — Она как-то сразу утратила к нему интерес, повернулась спиной, давая понять, что хочет уйти домой.

— Да какая это река? — насмешливо воскликнул он. — Вонючка, а не река!

— И такой не будет… У Южаков прокопали канаву — что от реки осталось? А такая же, как наша, была…

— Зато луга травяные!

— Да у нас лугов-то и твёрдых хватает… По Вочю хорошие луга, по Керети хорошие, Хомутов лог хороший, Естехин лог. Саввушкин лог…

Зиновий Васильевич перебил её:

— Так они же кустарником заросли!

— Прочисти. — И, осердившаяся на Зиновия Васильевича, пошла-таки домой.

Зиновий Васильевич, словно оправдываясь, крикнул ей вдогон:

— Но туда же дороги нет! На ДТ и то не проехать…

— За брусникой так ездите — и чёрту не удержать, а к сенокосам дороги найти не можете. — Она осуждающе махнула рукой и поднялась на крыльцо.

За брусникой Зиновий Васильевич ни разу не ездил, тут уж Павла Ивановна на него наговаривала. Но другие-то ездили. Это правда. И не без благословения Зиновия Васильевича. Прицепят к «Беларуси» тракторную тележку и, даже не натягивая на колеса гусениц, зарычат мотором. В тележке полно народу — с корзинами, вёдрами, пестерями. Их на неезженных лесных дорогах мотает из стороны в сторону. Они визжат, когда тележку грозит запрокинуть, а выберется трактор из ухабов-колдобин, так ещё и песню затянут:

Э-эх, едут-едут по Берлину казаки…

Но ведь это, Павла Ивановна, за брусникой ездят: на прицепе-то тележка, а не косилка. Попробовал бы кто провезти косилку или стогометатель — ни болтов, ни гаек не собрать после такой дороги. Зиновий Васильевич оправдывался уже перед собой: Павла Ивановна скрылась в доме. Даже на улице было слышно, как она в сенях сердито громыхала вёдрами.

12. Александр Македонский в реке

Алик чувствовал, что ребята с каждой минутой всё сильнее заражаются бациллой неверия в идею жемчуга, и поэтому, пока они не объявили ему о своём отказе выполнять его поручения, диктуемые здравым смыслом и мудростью научной литературы, необходимо уплотнить время: за час сделать то, что в обычной обстановке растягивается на два.

Сколько же ему отпущено времени? Алик пристально вглядывался в глаза своих, оказывается, таких ненадёжных коллег. Славка, встречаясь с его принципиально-колючим взглядом, как девчонка, начинал хлопать ресницами и опускал глаза долу. Казалось бы, самый верный и самый преданный помощник. Но его порыва хватило до первого же купания. Ледяная вода Керети сбила в нём жар восторга. Быстро же ты, Славочка, забыл, что стоял у истоков задуманного и наполовину уже осуществлённого предприятия. Ведь когда с плота будем отлавливать раковины, их же можно не все подряд брать, а сортировать: с признаками поднимать наверх, а без признаков оставлять на дне до другого раза, когда они эти признаки тоже приобретут. Но даже меченные бороздками и с не закрывающимися створками перловицы не всегда, как известно, таят в своём чреве жемчужины. В научной литературе на этот счёт приводятся данные, что из ста поднимаемых раковин только в семидесяти находят жемчуг. А мы подняли меньше десятка, подняли, какие попали под руку, без малейших признаков отклонения от нормы, — и уже разочарованы: ах, ах, всё впустую…

Дмитрий — человек основательный. И то, что Алик принимал раньше за неповоротливость, обернулось трезвым расчётом. Может, он и на Керетъ пошёл для того только, чтобы посрамить Алика: я же, мол, говорил вам, что это всё мартышкины хлопоты.

Один Тишка сохранил в глазах интерес. Вот кто самый-то надёжный член экспедиции. Алик его недооценил, сомневался даже, стоит ли брать с собой. Включить Тишку в группу заставила необходимость: а кто будет нянчиться с малолеткой Николой? Не оставишь же ребёнка на берегу без пригляда. Свалится с обрыва, утонет — кому отвечать? А Тишка — неотстава, за руку Николу станет водить, на шаг от себя не отпустит… Тишка как раз к Николе и подсел, будто годовалого, кашей с ложки кормил.

— А ну, давай, Никола, эту ложечку за маму съедим…

Никола открыл рот, ещё не проглотив того, что лежало на языке, как на лопате. Тишка же, словно слепой, торопил ребёнка:

— А эту — за папу…

— Я не хочу больше, у меня живот устал. — Никола увернулся от Тишкиной ложки и, юрко вспрыгнув, побежал к воде.

Тишка испуганно метнулся за ним:

— Никола, там глубоко!

А какое глубоко — и по колено нет. Это у противоположного берега изъело дно вьюнами, а здесь отмель.