— Тогда что же так задело тебя, Катарина? Что такое случилось, что Хью даже никого не оповестил, что добрался до Понтуаза живым и невредимым?
— Как ты не понимаешь, Теренс? Хью ни разу не сказал мне, что Адель жива. Зачем он целовал меня, зачем говорил, что любит?
— Может, у него просто не было сил не сказать тебе об этом?
Катарина сжала губы и почувствовала, как тугой комок снова подступает к горлу.
— Зачем он послал за ней, Теренс? Почему ей надо было приезжать в аббатство? Неужели стоило лишать нас последнего вечера вместе? Хью так хотел видеть Адель, так хотел забыть меня, что послал за ней. Конечно, он любит ее, Теренс… и не любит меня.
— Катарина, в том, что ты рассказала мне, многое неясно. Я собираюсь найти ответы на твои вопросы. Или сделать так, чтобы Хью сам ответил на них. Я пришлю тебе письмо из Понтуаза, обещаю тебе!
Катарина сидела, не шевелясь, повесив голову и сложив руки перед собой.
— Ты сможешь подождать? — спросил он. — Обещаю, что письмо ты получишь не позже, чем через две недели. Повремени до тех пор судить моего брата.
Какое-то время она не отвечала, погруженная в свои мысли. Она вспоминала, как бежала сюда, чтобы сообщить Хью известие о гибели своего жениха, как открылась дверь, и вошел Хью, целуя руку Адели. Он видел только Адель, а Катарина видела торжество в ее глазах.
Катарина наклонила голову, не пытаясь сдерживать вновь хлынувшие из глаз слезы.
— Я подожду твоих известий, — сказала она, наконец. — До тех пор я буду верить в него.
— Хорошо, — Теренс наклонился к ней и нежно поцеловал в лоб.
— Теренс, — прошептала она. — Он даже не сказал мне прощай.
— Может, он не хотел прощаться с тобой?
Катарина смотрела на огонь, уютно потрескивающий в очаге, а слезы чертили мокрые дорожки на ее похудевших щеках.
Глава шестнадцатая
Церемония была скромной. На ней присутствовали старший брат Хью с женой, семья Адели и священник. После самой церемонии бракосочетания не было ни торжеств, ни праздничного застолья, которых можно было бы ожидать от женитьбы хозяина замка, особенно такого большого и пышного, как Понтуаз. Адель считала эти обычаи «языческими» и «богопротивными». Единственное, на что она согласилась, был скромный семейный ужин, на который не были приглашены ни жители Понтуаза, ни вассалы, присягнувшие Хью на верность. Пока слуги и вассалы судачили о странной свадьбе нового герцога, Адель старательно угощала свою семью в Большом Холле Понтуазского замка.
— Адель, или я должен теперь называть тебя герцогиней? — рассмеялся Филипп де Пизан, взяв с подноса еще одну фазанью ногу. — Ты сегодня превзошла самое себя.
— Вы довольны, отец?
— Доволен? — фыркнул Филипп, вытирая пальцы о рукав. — Да я не знаю, как войду сегодня в двери.
Адель состроила гримасу, которую сама она считала любезной улыбкой, и отметила про себя, что прислуживающая им девушка с длинными волосами и пышной грудью слишком медлительна. Завтра она прикажет высечь ее ивовыми прутьями. Это послужит ей хорошим уроком, пусть знает, что леность на руку дьяволу, старание хорошо выглядеть ведет к еще более тяжелым грехам.
Петра, жена Жиля, подошла к ней и погладила по руке.
— Мы так рады, что ты теперь член нашей семьи, — сказала она.
Адель осторожно высвободила руку и посмотрела на свою невестку круглыми глазами.
— Довольно удачно получилось, — заявила она, — не так ли?
— Прости, о чем ты? — спросила Петра Вунэ.
— О том, что я с рожденья была помолвлена с человеком, который был не способен ни на что, кроме как продавать свое умение воевать, а теперь я — герцогиня.
— Едва ли будет справедливо говорить так о Хью, — возразила Петра. — Он всегда был одним из самых верных вассалов нашего короля и пользовался его доверием. Так же ценил его и король Балдуин Иерусалимский. Его талант вряд ли можно называть умением воевать.
— Зови это как хочешь, — пожав плечами, бросила Адель. — Если бы я не уговорила Хью встать под знамена крестоносцев, он бы не сидел сейчас в кресле герцога Понтуазского. Только благодаря милости Божьей мы сегодня находимся здесь.
— Это, конечно, так, — согласилась Петра, — но, думаю, в этом есть и немалая заслуга Хью.
Адель посмотрела на Петру так, как будто у той выросла вторая голова.
— Всем, что у нас есть, мы обязаны Господу, и только ему!
Хью отодвинул свой стул и встал из-за стола. Он больше не мог выносить этого ни единой минуты.
— Хью, куда ты? — спросила Адель, поворачиваясь к нему.
— Прогуляюсь по своим владениям, Адель. Ты не присоединишься ко мне?
Адель презрительно фыркнула только при одной мысли об этом.
— Нет, иди, если тебе это нужно. Я никогда не понимала, что за удовольствие месить ногами всю эту грязь и мерзость. Впрочем, вы, мужчины, мало в чем разбираетесь.
— Это не грязь и не мерзость, Адель, — сказал Хью с металлом в голосе. — Это моя земля. Земля, на которой мои крестьяне будут выращивать для нас хлеб и все необходимое для жизни. Тебе стоило бы относиться к ней с большим уважением.