Сложно поверить в то, что Михаил не боится ничего и готов причинить мне и Рите реальный вред. Он знает, чем это чревато. Однако, если замешаны огромные деньги, то он может пойти и на риск. Или не может?
Вопросов много, ответов нет. Пока нет.
Мягко отстраняю девушку от себя и становлюсь перед ней, продолжая крепко держать ее за руку. Чувствую, как Маргарита прижалась ко мне.
— Михаил, что происходит? — задаю вопрос, едва Мирослав и Наталья вышли. — Это похоже на похищение.
Внимательно смотрю на банкира, пытаясь понять его намерения.
Гротов хмурится, бьет по подлокотнику кресла рукой и резко встаёт.
— Это не похищение. Вы сами сюда приехали. Никто вас не усыплял, не связывал. Так ведь?
У меня немного отлегло, но не сильно. Делаю попытку решить проблему быстро.
— Прекрасно, в таком случае мы с Маргаритой уходим.
В этот момент возвращается охранник с папкой в руках.
— Конечно, вы уйдете, — Михаил вынимает документы, — подпишешь сейчас всё и вы свободны.
Понятно, просто не получится. Рита выходит вперёд и становится рядом со мной.
— Тимофей, что это за документы?
Гротов неприятно смеется.
— Ничего особенного. Просто договора. Мы же бизнесмены.
— Не подписывай, Тимофей. Он обманет, так он и отца обманывал. — Рита схватила меня за руку и смотрит с тревогой.
— Я и не подпишу. — успокаивающе поглаживаю ладонь Риты в своей руке.
Отец Мирослава стоит уперев руки в бока и грозно шипит.
— Подпишешь. — и потом громче. — Павел!
Охранник подходит ближе.
— Этих двоих запри здесь в комнате у кабинета. Никого не пускать сюда! Даже Мира. — бросает, выходя из гостиной.
Через минуту мы с Ритой заперты в довольно большой гостевой спальне с ванной. Что ж, для заложников условия нормальные.
— Тимофей, — тихий голос рядом, — что происходит?
Делаю шаг к девушке, с нежностью оглядывая ее лицо. Рита смотрит настороженно, даже удивлённо.
Обнимаю девушку и склоняюсь, шепча на ухо.
— Тут, скорее всего, нас слушают. Доверься мне. Всё будет хорошо.
44. Рядом. Маргарита
— Что будет хорошо? — фыркаю, как кошка и отталкиваю от себя Тимофея.
Меня сейчас очень злит, раздражает его поведение. Как с маленькой. Вроде и сама же просила меня спасти, а теперь что? Почему злюсь?
Отхожу к окну и, сложив руки на груди, смотрю на мужчину напротив. Едва набираю воздуха в грудь, чтобы начать говорить, как Кузнецов вновь оказывается возле меня.
Теперь не обнимает, а просто близко наклоняется и шепчет.
— Только тихо. Пожалуйста.
А я не могу молчать. От стресса, переживаний меня просто распирает море противоречивых чувств. Я безумно рада, что Тимофей рядом и, в тот же момент, зла на него так, что хочется чем-нибудь стукнуть его, наорать.
И, как назло, не могу этого сделать. Не идиотка я и понимаю, что мы в ловушке.
Как выбираться — непонятно.
Внимательнее смотрю на Кузнецова и понимаю, что слишком уж он спокоен.
— Нас спасут ведь? — шепчу прямо в ухо мужчине, попутно вдыхая запах свежей туалетной воды. Этот цитрус я никогда не забуду наверное. С того вечера в ресторане он засел у меня в мозг так, что ничем не вытравить.
— Рита, конечно. — после крошечной паузы. — Я всё для этого сделаю.
Отклоняюсь немного назад и смотрю Тимофею в глаза. Он тааак смотрит, что меня даже качнуло.
И мгновенно мужчина меня прижал к себе, не давая упасть.
И мы опять в обнимку стоим. Чувствую горячее дыхание у виска.
— Рита, сейчас не самое удобное время для разговора. Не так представлял нашу беседу.
— Я получила обвинения в шпионаже — и тоже такого не представляла для себя. Поэтому говорим сейчас, пока нам дали такую возможность.
Тимофей сглатывает, слегка качает головой, словно убеждая себя в чем-то.
— Да, виноват. — вновь шепчет. — Мне горько от того, что наговорил тебе. Меня как волной накрыло, чувствовал себя преданным. Мне было больно думать такое… О тебе…
Глубоко вздохнув, Тимофей замолчал.
— Выглядел ты очень убедительно! — теперь шепчу я. — Мне тоже больно было… И сейчас…
Тимофей поворачивает голову и, взяв мое лицо в ладони, смотрит в глаза. Несколько мгновений я тоже вглядываюсь, пытаясь увидеть его эмоции, а потом мои глаза наполняются слезами.
Почему плачу, не знаю. Но чувствую себя сейчас такой уязвимой, прозрачной какой-то, слишком открытой.
— Прости, Рита, прости. — Тимофей обнимает меня крепче, снова склоняясь к уху, жарко говорит. — В тот момент все наложилось. Диана явилась, заставляя вспомнить прошлое. С беременностью этой ещё… Тебя она огорчила, заставила усомниться во мне. Так ведь?
Мне сложно соображать, когда любимый мужчина так обнимает, так нежно прижимает к себе. Любимый? Да, чего уж себе врать-то теперь.
Влюбилась по уши! Поэтому и веду себя так, развешиваю уши, слушаю вроде, а сама, будто-то на облаке плыву — в ушах шум, в глазах туман.
На вопрос Тимофея лишь слегка кивнула — в горле пересохло от волнения и контраста чувств. То злилась на Кузнецова, то через пару минут таю и млею от счастья в его руках.
Непросто ясно мыслить и внятно говорить после таких «качелей».