Теперь–то понятно, зачем этот человек с сердцем двара его так далеко завез. Чтоб наверняка, чтоб нахлебник не вернулся. А потом привел на рыночную площадь, велел обождать чуток, и был таков.
Илча долго прождал на площади, потом плутал здешними улочками — забыл, где они ночевали. Нашел знакомый постоялый двор уже к вечеру и с облегчением кинулся туда, выкрикивая дядино имя, но ему сказали, что названный человек отбыл вскоре после полудня. Сказал, что покидает Фалесту. Хозяин со спокойным сердцем выгнал Илчу, указав ближайший ночлежный дом.
Вот и начались скитанья по городским улицам. Илча ходил от дома к дому и спрашивал не нужен ли слуга или помощник какой, подмастерье, но то ли лицо его не располагало к доверию, то ли был он так же невезуч, как дядя, но в ответ всегда слышался отказ. Изредка удавалось наняться по мелочи, на чистку сточных канав, однако на кусок хлеба этого не хватало. От голода стало так худо, что Илча решился просить подаяние. Вот тут–то он первый раз и повстречался со здешними темниками и решил, что Нимоа наконец–то сжалился над ним.
Перво–наперво они, конечно, накостыляли, чтобы не лез куда не надо. Оказалось, кому попало тут «работать» не положено. А потом вдруг расспросить решили, кто он да откуда. Выяснилось, что идти парню некуда, хоть в петлю лезь, и с ним стали поласковее. Тогда Илча решил, что из сочувствия его пригрели. Забрали к себе, накормили досыта, полночи травили байки из жизни уличного братства. Расписывали, как тут все здорово. Вот Илча и остался.
Не то чтобы он об этом жалел, на улице давно бы ноги протянул, а тут до середины лета дожил. Только вот братству с него пользы мало. Кому–то померещилось, что малый он бойкий, вот и взялись на «птенца» учить, да не задалось у Илчи с «учением». Вроде быстрый, вроде ловкий, а как пойдет на промысел — наставникам беда одна. Раз подсобили, бока его спасли от наказания… потом, правда, сами же добавили. Второй раз Илча исхитрился, вывернулся да скрылся. А на третий чуть всех вместе не повязали.
Вот и велели Илче с тех пор выпутываться, как знает. Да не всегда выходит. И приносит он жалкие медяки. Сам не кормится, других не кормит, да и задолжал изрядно, один убыток. А если попроще… Жрет больше, чем приносит — так сказал вчера «папаша» и отвел к старшине здешних «птенцов» и «пташек». Тот решил просто: пора уж леберу затеять. Чтоб по закону. Хватит бегать попусту да братство позорить. Велел отправить парня на рыночную площадь, пускай покажет все, на что способен. А если в пять дней «птенец» не принесет положенной лебы, определить его к другому делу. Или вовсе гнать из Фалесты, взыскав наперед все долги со спины. И надо же, Илча сразу наткнулся на Ветра, знаменитого стихотворца!
Едва он успел закончить, как в дверь постучался Саэк, почтительно напоминая, что время пришло. Толпа собралась огромная. Флос уж двери приказал закрыть, чтобы не случилось давки.
— Да, пора, — очнулся Ветер.
Мальчик до боли походил на него самого. Непонятно, чем именно, но это так.
— Ты разрешил мне тоже… послушать, — робко напомнил Илча.
— Конечно, спустишься вниз с Саэком.
— А помнишь, — задержал его парнишка уже у порога, — ты спрашивал, чего мне хочется? Я вот подрасту немножко — и тогда посмотрим… Зубами буду рвать все, что можно выгрызть, но про меня еще узнают. Не сомневайся! И тогда этого двара черного убью!
Это он в дядю метит, сообразил Ветер.
— Твое восхождение будет трудным, — сказал он, прежде чем выйти.
В тот раз Ветер не спрашивал, с чего начать. Едва в прокуренной зале опустилась тишина, как вспомнился мечтательный присвист сегодняшнего «птенца».
«С большой дороги?» — помнится, спросил он Ветра, а в глазах плескался восторг. Он думает, что стоит выбраться из городских трущоб, из–под неусыпного ока «папаши» на вольный простор, как удача перекинется на его сторону. Парнишка так мечтает посчитаться с дядей, что уже мнит себя лихим разбойником, видит, как возвращается в Вальдезу, мрачный, торжествующий, и мстит. Как бы раньше с ним не посчитались…
Сегодня в этих стенах звучала история о Тэрмиле — Лучнике, которая прошла со стихотворцем всеми его дорогами почти от самой пещеры Дракона и могла бы поистереться до дыр, если б не было в Тэрмиле столько всего намешано: сколько не пересказывай, а по–прежнему не получится. Лишь конец всегда выходил один и тот же.
Лучник снова смотрел на Ветра. Такой же чернявый и улыбчивый, как всегда. Таким он и остался, а у его бывшего выученика седина уже полголовы повыбелила.