— А вот еще одно, люди Вальвира! — заторопился Илча. Казалось, язык у него начал понемногу заплетаться. — Думаете, пока вы тут широко раскрываете уши и забываете про кошели свои, они так и висят на месте? Подумаешь, два–три человека мошны не досчитаются! А то и больше. Только каждый из них не ведает, что не один он такой ротозей. Вот для чего стихотворцу нужны были ученики малолетние! — Вокруг поднялся рокот и принялся стремительно нарастать. — И как понял я, чего от меня на деле нужно, так голова и прояснилась! — старательно перекрикивал Илча всех, а голос совсем уж срывался. — Как домой обратно добирался к себе в Вальдезу — и пересказывать не буду, натерпелся. Целый год родных стен не видал. А там разузнал, что отца моего, человека хоть и небогатого, однако уважаемого и достойного, недавно забрал к себе Нимоа. Я‑то, как в путь пускался, никому и слова не сказал, боялся, что поворотят меня с дороги! Искал меня отец, искал, да не нашел, вот и не зажился долго на свете. Люди сказали, от горести. И домишко наш уж продали, и все остальное дальние родичи растащили. Всего лишился, люди добрые!
Зал взрывался криками. Ругня вскипала повсеместно. Честному юноше верили далеко не все, но многие. Рекомендация советника Таира, видно, имела большой вес, и теперь слово Илчи стало почти равным слову заезжего стихотворца. Да еще слово, сказанное так проникновенно. Хотя Ветер мог бы и лучше.
— Я не для того все это, люди! Не для жалости, не подумайте! Я глаза всем открыть хочу, чтобы с подлым обманщиком покончить. Ну, не может один ловкач, пусть даже такой даровитый… и хитрый заодно, бесконечно людей морочить! Испытывать терпение Нимоа! И отомстить тоже, да! — рявкнул он в ответ многочисленным голосам, взывавшим к мести. — Кто скажет, что у меня на то права нет?
— Да ты сам еще тот обманщик!
— Правильно! В темную его, за наговор! — раздавалось то тут, то там, но все реже и реже.
Вместо того:
— А я говорил, что нечисто дело!
— Да что его там слушать, чародея этого! — все чаще сыпалось наружу.
— В темную его, в темную!
— Надеюсь, ты закончил? — опять вступил советник Трод, верно, самый влиятельный из здешних сановников, раз взял на себя единовластную обязанность распоряжаться действом. Похоже, труд такой ему весьма привычен. — Я, советник Гри
Он приглашал посмеяться с ним остальных советников, но не все последовали его примеру. Тринн аж оскалился, так ему хотелось, чтобы Ветра прямо сейчас в мешок засунули. Должно быть, он и устроил это представление. Выходит, у него тоже недюжинный талант. Однако… зачем тогда грозил, предупреждал, велел молчать? Зачем? Странно и то, что другие советники, да еще из самых важных, согласились стать в сегодняшнем действе простыми актерами. Из–за кого? Из–за Тринна и особого к нему благоволения Совета? Чем он их так привязал к своей особе? Эх, знать бы, сейчас пришлось бы очень кстати. Единственное, что могло бы пригодиться почти что приговоренному стихотворцу.
— Так что же молчит наш гость, Вольный Ветер? Может, он и вовсе никогда не встречался с этим… молодчиком?
— Еще как встречался! — встрял неугомонный Илча. — Легко проверить! Я про него такое знаю… — он охнул, потому что стражник чувствительно пихнул его за непочтение. А может, и за что другое.
Да, легко. За долгую жизнь накопилось изрядно, и Ветер о многом рассказывал без утайки. И шрамов на теле хватает. А у тебя, Илча, другие раны, невидимые. От них не остается шрамов, потому что они не рубцуются.
— Я, главный Серединный Судья Городского Совета Вальвира, спрашиваю Вольного Ветра! Знаешь ли ты человека, который только что прилюдно обвинил тебя в тягчайшем воровстве, назвал мошенником и в том упорствует?
Можно было отказаться и побороться, но вряд ли это поможет. Они пойдут до конца и поведут за собою парня.
— Да, я знаю его, — ответил Ветер в наступившем временном затишье, пока толпа ловила его ответ. — Это Илча, бывший мой ученик, если ему угодно так называться.
Советнику Троду, оказавшемуся еще и Серединным Судьей, пришлось переждать бурю, чтобы спросить вновь:
— Значит, проситель стихотворцу известен. Х-м… Признаться, я надеялся на иное… — Советник заметно посуровел. — Была ли в словах просителя, которого ты сам только что назвал своим учеником, хотя бы часть правды, или это не более чем наговор?
Вопрос прозвучал так, будто Трод сам подсказывал выход, будучи всецело на стороне стихотворца. И это рождало великий соблазн.
Народ сразу же затих. Ветер поискал в своем сердце верный ответ и не нашел его.
— Я не стану отвечать.
Услышал после еще одной людской бури:
— Получается, ты признаешь, что его слова — чистая правда?
— Разве я это сказал? Я не стану отвечать, и только.