Жемчужина Лабуана (сборник)

Вокруг, насколько хватало глаз, простирались однообразные унылые джунгли, лишь кое-где оживленные небольшими группами кокосовых пальм или одним из тех огромных деревьев, которое само образует собой целую рощицу, часто состоящую из нескольких сотен стволов; называется оно фиговое дерево пагод, или баньян. Глубокое молчание царило в этом море растений и еще спящих птиц, которые тысячами живут и кормятся на болотах.

Солнце еще не взошло, но желтоватый туман, насыщенный тяжелыми испарениями, еще колыхался на этой огромной равнине, туман опасный, несущий в себе холеру и лихорадку, столь обычные для этих мест.

Жара постепенно усиливалась, чтобы не спадать уже до самого заката.

– Этот туман вгоняет в тоску, – сказал Янес, дымивший своей сигаретой. – Он должен действовать даже на тигров.

– Возможно, поэтому, – заметил Тремал Найк, – тигры, обитающие в Сундарбане, кровожаднее, чем другие.

– Они, должно быть, молангам никакого покоя не дают.

– Каждый год многие из этих несчастных заканчивают жизнь в зубах хозяина джунглей. Если по всей Индии от тигров погибают примерно четыре тысячи человек, то три четверти их приходится на жителей Сундарбана.

– Каждый год?

– Да, Янес.

– И моланги спокойно дают себя пожирать?

– А что им остается делать?

– Уничтожать их.

– Чтобы бороться с этими зверями, нужна смелость, а у молангов ее нет.

– Они боятся охотиться на них?

– Они предпочитают покидать свои деревни, когда людоед становится слишком прожорливым.

– Они не умеют устраивать западни?

– В тех местах, где обитают эти звери, они роют глубокие ямы с острым колом внутри, покрывают их тонким бамбуком, спрятанным под легким слоем земли и травы, но поймать тигра удается редко. Они хитры и к тому же настолько ловки, что, даже упав в яму, умудряются выскочить из нее. С большим успехом моланги пользуются другой ловушкой. Они выбирают молодое дерево, крепкое и гибкое, сгибают его наподобие арки и привязывают вершину к колу, вбитому в землю. Веревку соединяют с приманкой – обычно это козленок или поросенок, – положенной так, чтобы тигр не мог достать ее, не просунув сначала голову или лапу в скользящий узел.

– Который стягивается при распрямлении дерева.

– Да, и тигр оказывается повешенным на дереве.

– Я предпочитаю стрелять из карабина.

– Англичане тоже.

– Так они все-таки приезжают сюда на охоту?

– Время от времени устраивают набеги. И надо сказать, они прекрасные и храбрые охотники. Помню охоту, устроенную капитаном Леноксом, в которой я тоже участвовал, – охоту со многими слонами, целым войском загонщиков и сотней собак. Я тогда сам едва не оставил тут свою шкуру.

– В пасти тигра?

– Да, по вине моего оруженосца, который испугался и убежал с моим запасным ружьем в критический момент, когда я оказался лицом к лицу с тремя тиграми и только с одним зарядом.

– И как же тебе удалось выпутаться? – заинтересованно спросил Сандокан.

– Как я вам сказал, была устроена грандиозная охота, чтобы проучить тигров, которые уже много месяцев устраивали настоящую резню среди жителей Сундарбана. Из-за голода или по другим причинам они покинули болотистые и чумные острова Бенгальского залива и устраивали отчаянные набеги на деревни молангов, где осмеливались появляться даже средь бела дня. За какие-нибудь пятнадцать дней они сожрали более двадцати человек, парализовали движение на дороге в Сонапоре, убили двух лоцманов из Даймонд-Харбора, которых разорвали на куски вместе с женами. Они настолько осмелели, что появлялись даже в окрестностях Порт-Каннинга и Ранагала.

– Видно, им надоело в Сундарбане, и они захотели переменить климат, – пошутил Янес.

– Первые вылазки дали хорошие результаты, – продолжая Тремал Найк, – днем англичане охотились на них со слонами, по ночам ждали их у водопоя, притаившись в засадах, и стреляли прекрасно. За три дня были застрелены четырнадцать тигров. Но однажды вечером, незадолго до заката, в лагерь пришли два бедных моланга, чтобы предупредить, что видели тигра, бродившего возле развалин старой пагоды. Все англичане уже отправились к своим засадам, в лагере оставался только я и несколько погонщиков. У меня был приступ лихорадки. Несмотря на то что руки мои дрожали от озноба, я решил отправиться к пагоде, взяв с собой оруженосца, которому вполне доверял, не раз я уже испытав его храбрость и хладнокровие на охоте.

Мы пришли туда через час после заката и устроили засаду среди деревьев, росших невдалеке от маленького пруда, – на берегу там было много следов. Рано или поздно тигр должен был появиться, чтобы подстерегать здесь антилопу или кабана, пришедших на водопой.

Я сидел там часа два и начал уже терять терпение, когда увидел вдруг крупного оленя с прекрасными рогами, осторожно подходящего к воде. Эта добыча стоила ружейного выстрела, и, забыв о тигре, я выстрелил в него.

Олень упал, но не успел я добежать до него, как он поднялся и бросился в джунгли. Он хромал, и, думая, что он ранен, я кинулся следом, на бегу перезаряжая свой карабин.