Да! Именно тогда! Она не была счастлива в Лиссабоне, она была грустна. Он не донимал ее расспросами, а сама она ничего не говорила. Теперь, размышляя обо всем пережитом, он понял, что Джоан изменилась после отплытия из Португалии.
В разговорах Джоан никогда не касалась многих тем, в частности никогда не говорила о браке. Он тоже хранил молчание, хотя на этот счет у него были свои соображения. В прошлом, когда у него появлялись серьезные намерения относительно какой-либо девушки, она или удирала от него в горы, или начинала перевоспитывать его. Ему не хотелось пережить то же самое с Джоан — пусть их роман длится вечно. Не к чему спешить и принимать какие-либо решения. Они прекрасно проводили время — так ему казалось, во всяком случае, и она с удовольствием принимала его правила игры. Если он хотел поднять якорь, она не возражала, никогда не спорила, и он думал, что так и надо. Он был уверен, что все делал ради ее удовольствия.
Сегодня, когда Джоан рассказывала о сцене свадьбы в романе, она впервые произнесла это слово в его присутствии. Он был страшно растерян, когда отвечал ей. В тот момент он почувствовал себя загнанным в ловушку и испугался: отвечал, как бы защищаясь. И теперь, когда он смотрел на нее, слушал, то чувствовал, как вокруг него опять вырастает защитная броня. Черт! Она не на шутку перепугала его.
— Да, тяжелая работа, — ответил он, стараясь скрыть неуверенность в голосе.
— Джек, это.., это и много, и мало. Это… Она не верила своим собственным словам, своим чувствам. Произошло что-то непоправимое, чего она не понимала. Ей не хватало чего-то, что она не могла получить. Ей нужен был четкий курс, направление. Она была не в состоянии и дальше бесцельно плавать, заходя то в один порт, то в другой, не имея даже таможенного пропуска, в котором фиксируется время и маршрут.
Джоан сама не верила своим словам о том, что по горло сыта этой экзотикой. Она собрала достаточно материала для новых сюжетов, которых хватило бы на три жизни, но теперь ощущала потребность исследовать мир на бумаге, а не сидя на носу яхты. Разве не в этом смысл жизни: совершенствование через самовыражение? Ее таланту нужен выход, и она чувствовала определенные обязательства перед читателями.
— Мало?
В полной тишине слова Джека прозвучали резко. О чем она говорит? Почему быть с ним — мало для нее? Может быть, все это время он жил с сумасшедшей? Ради нее он был готов на все. Из-за нее он чуть жизни не лишился в Колумбии. Они плыли туда, куда она хотела. Может быть, все писатели такие сумасшедшие? Возможно, она желала того, чего вообще не существовало.
Джоан отвернулась от него. Он знал, что это — дурной знак. Так больше не могло продолжаться, он должен был положить этому конец, должен был сделать все, чтобы вернуть ее. Но как?
— Это.., это… — бормотала она, чувствуя, что вот-вот расплачется. Как ему объяснить все так, чтобы он не почувствовал себя виноватым? Ведь проблема была не в Джеке, а в ней самой. Это она переживала творческий кризис, а не он, черт возьми! Джоан совершенно запуталась. Она дрожала и еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
— Что это? — решительно спросил Джек уже на повышенных тонах от одолевавших его страхов. — Разве ты не этого хотела?
Джек шагнул в сторону, чтобы видеть ее лицо. Он показал на залив, «Анджелину» и, наконец, на себя. Неужели она может отказаться от всего этого?
— Ты получила, что хотела, а теперь отказываешься от того, что имеешь?
Он запнулся — не слишком ли он давит на нее? Может быть, нужны другие слова? Он всегда спотыкался в подобных ситуациях, пытаясь подавить гнев, вместо того, чтобы дать ему выход. Но ему необходимо было знать, любит ли она его.
— Работа — вот что для меня главное. Я должна писать серьезные вещи вместо… Я хочу сказать: сколько женщина может писать приключенческие и любовные романы? — Джоан понимала, что жизнь, населенная выдуманными персонажами, больше не удовлетворяла ее. Она хотела писать о реальных людях, реальных героях.
Она облокотилась на ограждение и посмотрела вниз, на то место, куда бросила свою машинку. Может быть, ей вообще не стоит больше писать?..
Неожиданно перед ее лицом вырос огромный, сказочной красоты букет роз.
— Мисс Уайлдер? — услышала она голос, говоривший с очень сильным акцентом.
В сверкающем бело-голубом катере из стеклопластика стоял огромный неуклюжий араб в тунике и тюрбане. Его кожа цвета красного дерева мерцала в лучах заходящего солнца. Через все лицо от виска до подбородка шел широкий шрам. Джоан успела заметить, что его туфли, одежда и драгоценности стоили огромных денег. Почему же, в таком случае, он не воспользовался услугами пластической хирургии? Любой состоятельный обитатель Монте-Карло — и не с таким страшным рубцом — давно бы уже сделал это.
— Белые розы из священного сада, — сказал араб. Джек спросил сдавленным голосом:
— Священного сада? Чьего?
Араб показал на берег. Больше он не произнес ни слова, не сделал ни единого жеста, а водитель неожиданно включил мотор. Араб по-прежнему стоял в катере и, удаляясь, не сводил глаз с Джека и Джоан.