Жемчужина пустыни. Любовь сквозь боль... (СИ)

Обейд вальяжно развалился в кресле и внимательно разглядывает измученную обессиленную женщину. Наблюдать её в таком измождённом состоянии доставляет ему особое извращённое удовольствие. Одним он недоволен, что сейчас перед ним Халима, а не другая — любимая жена Саида бин Мухаммад Аль-Сулайти.

Вот тогда бы враг завыл раненым зверем от гнилой безысходности, увидев свою русскую униженной, опозорённой и использованной десятком мужчин…

Халима привязана верёвками за запястья к верхней перекладине боковых стоек кровати, куда крепится балдахин. И, кажется, будто она подвешена: потеряла сознание, обмякла и болтается, как ещё не сорванный ветром лист с ветки дерева. Касается пола только кончиками пальцев ступней, напоминает марионетку, которую после спектакля прицепили на крючок до следующего выступления…

«А фигурка-то красивая — точёная, миниатюрная…» — мысленно отметил он, продолжая изучать её тело и отмечая для себя важные детали: «небольшая с упругими сосочками грудь, идеальной формы, как у юной девушки, даже и не скажешь, что двоих детей кормила; тоненькая талия — можно вокруг руки сомкнуть в замок, настолько женщина худенькая и хрупкая; маленькая выпуклая попка, округлые бёдра, плавно переходящие в стройные ножки; а растрёпанные, густые, длинные, волнистые, иссиня-чёрного цвета волосы, упавшие на лицо, добавляют сексуальности».

Внешность у неё простая, обычная, ни чем не примечательная — так это не главное, в целом недурна собой, что-то в ней есть — скрытый шарм… И море нерастраченной нежности, ласки и любви, на чём «каратель» поставил жирную точку, лишив шанса на счастье. После сотворённого ужаса, больше не на что надеяться, кроме жизни изгоя, в одиночестве…

— Ладно, так и быть, не трону твоих девчонок… убивать их не стану… да и какой в этом толк, они же не наследники… — тихо произнёс Обейд… — Ты отработала просьбу в полном объёме… считай, тебе ещё повезло… легко отделалась… — «ну прям удача подвернулась — аттракцион неслыханной щедрости».

Сжалился… если подобное по смыслу слово вообще уместно употреблять по отношению к истерзанной, ни в чём неповинной женщине, ведь едва ли совесть гложет мужчину…

Сначала разрешил своим людям делать всё, что пожелают — драть толпой чужую жену и издеваться, а потом проявил «великодушие»… Сам же не прикасался к ней, не принимал участия в групповом изнасиловании и избиении, но это не умаляет его «заслуг».

Зато смотрел со стороны за их действиями, всей этой грязью, пошлостью, непотребщиной и несправедливостью, смотрел не без садистского удовлетворения — нравится ему видеть страдания слабого пола, в особенности, слышать мучительные стоны, умоляющие крики, когда льют слёзы, изнывая от жгучей боли.

Циничный, жестокий ублюдок, не имеющий даже права называться человеком…

Поднявшись с кресла, он приблизился к Халиме и, придерживая женщину за талию, достал кинжал из накладного кармана форменных брюк. Ловким резким движением срезал верёвки и подхватил бедняжку на руки. Она повисла сломанной куклой…

Обейд грубо швырнул её на кровать. И улёгся рядом, прикрыв потяжелевшие веки…

Остальными делами займётся позже.

Дочери Саида, прислуга и охранники (те, кто не оказал сопротивления и жив) — заперты в подвале, телефоны у всех отобраны — теперь ему ничто не мешает полноценно выспаться.

***

Фатима шла всю ночь, с перерывами на кратковременный отдых, и снова отправлялась в путь, а за ней следовал неизменный сопровождающий и защитник — пёс Друг.

Добралась целительница только к утру, с первыми лучами солнца… Вымоталась — и физически, и эмоционально, да и возраст сказывается… но до последнего крепилась, собиралась с силами…

Находясь уже в городе, ей с трудом удалось поймать такси. Поначалу машины проезжали мимо. Никто не хотел подвозить бедно одетую, запылённую песками старуху, тем более — в компании огромной собаки. И всё же один неравнодушный человек остановился и согласился помочь. Фатима заверила, что с ним обязательно рассчитаются, хотя от денег он отказался.

Подъехав к нужному дому, она поблагодарила водителя за помощь. Вышла из машины сама, выпустила пса.

Во дворе увидела, как господин Мухаммад с сыном и Дианой встречали на улице каких-то людей, по внешнему виду которых сразу понятно — европейцы.

«Это её мать…» — догадалась целительница, издалека разглядывая статную, элегантную женщину в лёгком струящемся платье, и с такими же светло-золотистыми волосами, как у дочери. А вот кто второй гость, кем приходится — не ясно, молодой высокий мужчина — это всё, что отметила для себя мысленно.

Пёс, учуяв запах хозяина, сорвался с места и быстро помчался к Саиду.

— Друг? — он ожидаемо удивился. Присел возле пса, потрепав его за ухом. — Как ты тут очутился…

«Узнал-таки своего питомца… вернулась память, значит» — обрадовалась она.

И поспешила. Пора действовать.

— Господин! — воскликнула, махнув рукой.

Всё находящиеся здесь люди обернулись.

А Диана торопливо спустилась по лестнице и, поравнявшись с целительницей, крепко обняла женщину.