Жемчужина Санкт-Петербурга

Аркин вежливо улыбнулся, но было непонятно, поверил ли он. Затем пожал плечами и опустил пистолет, хотя продолжал внимательно наблюдать за ней.

— Могу в это поверить. Не думаю, что вам хочется, чтобы он узнал, какой маленькой шлюшкой вы выставили себя там, в избе.

Она не ответила.

— Так что вам угодно? — неожиданно он перешел на грубоватоделовой тон.

— Где ваши люди? У вас наверняка тут целая армия. Они прячутся в сараях?

Он снова улыбнулся, но на этот раз улыбка не была вежливой.

— Кроме меня, здесь никого нет. Не сомневайтесь, я подумал и об этом. Я мог бы снова захватить вас, продержать у себя девять месяцев, потом забрать ребенка, а вас в расход пустить.

Он действительно обдумывал такой вариант развития событий, она почувствовала это по голосу мужчины, и от этой мысли у нее задрожали ноги.

— Я бы воткнула вилку вам в горло, не дожидаясь, когда пройдут девять месяцев.

Он искренне рассмеялся.

— Не сомневаюсь. Если ребенок действительно мой, а не инженера, вам не приходило в голову выйти замуж за меня? Или отдать ребенка мне, когда он родится?

Валентину передернуло от отвращения.

— Нет.

— Я так и думал. Так что вам от меня нужно? Мы встретились лицом к лицу, как вы хотели. Может быть, вы собираетесь меня убить?

— Не сомневайтесь, я думала об этом.

Как он может улыбаться? Как может он смеяться? Как может этот человек спокойно жить после того, что он сделал с Катей?

Валентина распахнула плащ.

— Смотрите, у меня нет оружия.

— Это меня и пугает. — Он быстро обвел двор взглядом. — Не стоило мне приходить.

— Аркин, я хочу, чтобы вы знали: каждый день, просыпаясь, я чувствую боль. Я буду тосковать по сестре до конца жизни. Мать и отец тоже страдают. Вы и ваше большевистское дело исковеркали жизнь моей семьи.

Произнося эти слова, Валентина наблюдала за ним. Она увидела, как по его лицу скользнула какаято тень. То ли это было мрачное удовлетворение, то ли сожаление, но губы его сжались и кожа вокруг них натянулась. Валентина приспустила плащ. Это был сигнал Йенсу, но Аркин был слишком опытен в подобных вещах, чтобы не понять значения такого движения. Шофер мгновенно бросил взгляд на окна госпиталя, но, поскольку сам стоял на освещенном месте, а окна находились в тени, ничего не увидел. Тогда он побежал, потому что знал, что воспоследует.

Прозвучал выстрел. Резкий, как щелчок хлыста. Правая нога Аркина подвернулась, и он полетел на булыжники, которыми был вымощен двор. Но, даже оказавшись на земле, он продолжал ползти в тень сарая. Валентина посмотрела на ряд окон на втором этаже, на окно бельевой, где со вчерашнего вечера прятался Фриис.

— Спасибо, Йенс. Спасибо, — прошептала она.

Аркин перетягивал платком ногу выше колена. Кровь хлестала немилосердно. Через дыру в штанине просматривались торчащие в разные стороны белые осколки кости. Валентина встала рядом с ним и взглянула в перекошенное от боли лицо.

— Теперь и ты почувствуешь боль, — бросила она. — Боль будет преследовать тебя каждый день жизни. Смерть была бы слишком простым выходом. Я хочу, чтобы ты страдал, как страдала Катя. Я хочу, чтобы ты проклинал меня каждый раз, когда эта нога будет ступать на землю, так же как я буду проклинать тебя каждый раз, когда мне захочется поговорить с Катей.

Он поднял на нее глаза, две точки, черные от гнева.

— Твой инженер заплатит за это.

Она схватила его за волосы и рывком запрокинула голову.

— Если ты прикоснешься к нему, клянусь, я убью ребенка.

Их взгляды встретились, и она убедилась, что он поверил ей. Отпустив Аркина, Валентина вытерла руку о плащ.

— Я пришлю носилки, — сказала она и направилась в госпиталь.

Когда она вышла в сопровождении двух санитаров с носилками, Виктора во дворе уже не было. Лишь кровь его осталась на камнях.

38

Йенс видел, как переменилась Валентина после той встречи во дворе госпиталя. Глаза ее просветлели, и движения снова обрели ту грацию, которую они утратили после смерти ее сестры. О случившемся они не разговаривали. Никто не хотел упоминать имени Аркина — заговорить о нем значило вернуть его. Их отношения стали нежнее, а ее музыка приобрела новую глубину и чувственность, отчего Йенс стал еще больше скучать по ней, когда они были не рядом.

Тайком от любимой он продолжал искать Аркина. Снова прочесал городские трущобы, но даже следов не нашел. Виктор уехал из города, Йенс был уверен в этом. Он даже дал денег Попкову и послал казака по кабакам, но и это не помогло. Аркина никто не видел. Если бы в этом мире существовала правда, шофер бы умер от гангрены, но на это надеяться не приходилось. Йенс не верил в мировую справедливость и всегда рассчитывал только на себя.