Жемчужина Санкт-Петербурга

— Он сейчас сидит в вонючей тюремной камере. Поэтому я и пришел к вам. Вы сегодня же должны его выручить, иначе до утра он не доживет.

Катя громко застонала.

— Папа, ты должен помочь ему.

Генерал оставил без внимания мольбу дочери. Он во все глаза смотрел на Йенса.

— Почему вас отпустили?

— Потому что я к этим гранатам не имею никакого отношения. И еще потому, — тут он выдержал паузу, проверяя, какой будет реакция министра, — потому что у меня есть друзья при дворе. Господин министр, вы же не хуже меня знаете, что в этом городе о человеке судят по тому, с кем он знаком и чьей благосклонностью пользуется.

Генерал Иванов на какоето время задумался над смыслом этого замечания, потом не спеша достал сигару из специальной серебряной коробки на каминной полке. Йенсу не предложил.

— Так им известно, кто спрятал там гранаты? — спросил Фриис.

— Виктор Аркин, — ответила Валентина. — Наш шофер.

— Он сознался?

— Нет! — рыкнул министр. — Моя дочь видела этот ящик в гараже на прошлой неделе. Разумеется, о том, что в нем находилось, она не догадывалась. Наверняка он перепрятал его, опасаясь охранки. Я расстреляю этого предателя, если его только найдут.

— Он исчез?

Министр затянулся сигарой.

— Сбежал. Чертов революционер. Надо же, в моем собственном доме!.. Шею бы ему свернуть… Надеюсь, он сдохнет в какомнибудь подвале и крысы выжрут его глаза.

— Он был хорошим водителем. Мне он нравился.

Все взоры устремились на Елизавету Иванову. До этого она сидела молча.

— Он никогда не был таким дерзким, как этот конюх казак, — продолжила она. — И таким грязным.

— Папа? — Катя протянула бледную руку, и отец торопливо подошел к дочери.

— Что, моя маленькая?

— Выполни просьбу Йенса. Прошу тебя, папа. Пожалуйста, помоги Льву.

Йенс заметил, какая внутренняя борьба началась в Иванове. Желание угодить младшей дочери, для чего пришлось бы выручать какогото никчемного слугу, вступило в противоречие с не знающим жалости политическим карьеризмом. Однако инженер почувствовал и нечто большее, чтото такое, что заинтересовало его. Это был страх. Чего может бояться министр царского правительства?

— Катя, дитя мое, ты не понимаешь, — успокаивающим тоном произнес генерал. — Я знаю, ты привязалась к этому безграмотному казаку, но…

— Привязалась? — не позволив ему договорить, воскликнула Валентина. — Привязалась? Не все так просто, папа. Этот безграмотный казак всю свою жизнь работал на тебя. Он потерял отца во время покушения на тебя, и, возможно, он мог бы спасти его, если бы не поехал в тот день искать меня. Лев Попков презирает этих революционеров так же, как он презирает крыс, живущих в конюшнях. И ты хочешь оставить его умирать в застенках охранки?

— Да.

— Ты не можешь так поступить! — Она вскочила на ноги, тяжело дыша. — Ты должен позвонить начальнику полиции и потребовать освободить его. Немедленно. — Голос ее задрожал. — Или я…

Она посмотрела на Йенса, и чтото в выражении ее лица насторожило генерала. Он встал перед Йенсом и прошипел:

— Убирайтесь из моего дома, Фриис! Я запрещаю вам появляться здесь.

Йенс повернулся к Валентине.

— Пойдем со мной. Уйдем из этого дома вместе.

Слова эти были произнесены вполголоса, но в комнате они прозвучали так, словно он прокричал их изо всех сил. От этих слов внутри Валентины как будто развязался какойто тугой узел, мышцы ее расслабились, с лица исчезло напряженное выражение. Злость ушла, и глаза ее сделались такими беззащитными и нежными, какими они бывали только в его спальне. Он даже на какойто миг поверил, что она пойдет с ним.

Губы ее разомкнулись, и он взял ее за руку.

— Пойдем со мной, — повторил он.

Она не отняла руки, но повернулась к отцу. Йенс увидел, какого усилия это ей стоило, как напряглась ее шея.

— Папа, — произнесла она. — Если ты сегодня не потребуешь освободить Льва, я попрошу другого человека сделать это.

— И кого же?

— Капитана Чернова.

— Нет, — быстро произнес министр. — Валентина, послушай меня. Я не могу допустить, чтобы ктонибудь из нашей семьи был в долгу перед Черновыми, потому что они решат, что ты слишком мелочна, слаба, и, чего доброго, откажутся от брака.

Откажутся от брака. Слова эти резанули Йенса по самому сердцу. Значит, вот как далеко у них зашло. Он тут же отпустил руку Валентины. Строго поклонившись ее матери, он быстро вышел из комнаты.

— Подожди!

Йенс вскочил на Героя и не повернул на крик голову. Сейчас ему больше всего хотелось понестись галопом по зимним улицам, чтобы холодный ветер выдул из головы образ ее сладких предательских губ. «Мое сердце никогда не будет отдано капитану Чернову», — обещала когдато она ему. Она клялась жизнью сестры. Сердце, может быть, и не будет отдано, но о супружеском ложе она в клятве не упоминала.

— Йенс!

Она сломя голову выбежала на темный двор конюшни, бросилась к нему и обхватила руками вдетую в стремя ногу так, что, тронувшись с места, он увлек бы ее за собой. Йенс посмотрел на обращенное к нему бледное лицо, на плечи, дрожащие под кремовой тканью платья, и почувствовал, как в груди у него защемило.

— Прощай, Валентина.

— Не уезжай.

— У меня нет причин оставаться.