Жемчужина, сломавшая свою раковину

— Сколько нам еще слушать болтовню этой шлюхи?!

Крик в зале нарастал. Двое мужчин шли вдоль ряда перед нами. Они приближались к Замаруд. Мне хотелось дернуть ее за платье, чтобы она села на место, чтобы перестала говорить. Но я словно оцепенела от страха. Я впилась пальцами в край стола и беззвучно молилась.

Люди в зале повскакали со своих мест. Многие махали руками, что-то выкрикивая. Некоторые, напротив, наблюдали за разгорающимся скандалом с живым интересом. Возле президиума собралась небольшая группа мужчин, они показывали на Замаруд пальцами и орали.

Я переживала за нее, как и остальные женщины. Никогда в жизни я не видела, чтобы женщина говорила так смело и открыто в зале, полном мужчин. И весь опыт моей жизни подсказывал: сейчас Замаруд вышвырнут из зала.

— Это плохо, — пробормотала Бадрия, низко склонив голову, — это очень плохо. Мы не должны вмешиваться. Слышишь? Сиди, где сидишь, и не двигайся. Мы уйдем, как только шум утихнет. Поняла?

Еще бы не понять. Абдулу Халику очень не понравится, что мы оказались практически в эпицентре скандала. Мужчины, столпившиеся возле президиума, были похожи на моего мужа. Такие же угрюмые и злобные, со страшным и кровавым прошлым, все они были полевыми командирами.

Позже, когда собрание немного успокоилось, был объявлен перерыв.

К нам подошла Хамида.

— Невероятно, — вздохнула она. — Эти люди словно обезумели.

Бадрия кивнула, однако, храня дипломатичное молчание, свое мнение высказывать не стала.

— Ее, конечно, иногда заносит. Замаруд как бульдозер — прет напролом. Но она права. Особенно в том, что касается Каюми. У него друг в Министерстве обороны, немудрено, что они скормили Каюми все государственные контракты. Вы видели его машину? А дом?

— Нет, не видели, — сказала я.

Бадрия так мало и неохотно разговаривала в присутствии Хамиды и Суфии, что мне иногда приходилось вести беседу за нас обеих. Видимо, угрозы Абдула Халика настолько сильно на нее подействовали, что Бадрия не решалась лишний раз открыть рот.

— А я вам скажу — у него один из самых красивых домов в Кабуле. Он купил участок в элитном районе Шахри-нау, снес старый дом и на его месте построил двухэтажный особняк. Ни один простой афганец не в состоянии купить там дом. Недвижимость в Шахри-нау стоит как минимум полмиллиона долларов Соединенных Штатов. Как минимум!

— Полмиллиона долларов! — выдохнула я, мой разум отказывался представить такую прорву денег.

— Да, не говоря уж о том, что совсем недавно он участвовал в карательных операциях талибов, они жгли, грабили, убивали… — чуть тише добавила Хамида.

— И они собираются голосовать за него? — Я не верила своим ушам. — Если все, что ты говоришь, не тайна для них, почему же они вообще рассматривают его кандидатуру?

— Да потому, что две трети парламента составляют те самые полевые командиры. Все те люди, которые стреляли ракетами по мирным деревням, теперь сидят здесь, в этом зале. Теперь они хотят восстанавливать то, что сами же и разрушили. Это почти смешно. — Хамида горько усмехнулась. — Я постоянно думаю об этом. Кажется, скоро сойду с ума. В точности как Замаруд!

Будь у меня другая жизнь и другая семья, я, вероятно, удивилась бы. Но я была женой Абдула Халика — человека, который наводил ужас на жителей нашей провинции. И я понимала, что не знаю и четверти из того, чем Абдул Халик занимался во время войны. Откровенно говоря, я и сейчас толком не знала, чем он занимался, когда уезжал из дома в окружении своих охранников с автоматами.

— Но что мы можем сделать, если в правительстве полно таких людей? — продолжила Хамида. — Однако одну вещь мы сделать можем — я ни за что не стану голосовать за этого кровавого мясника Каюми. Суфия поговорила с другими женщинами. Они тоже собираются отклонить его кандидатуру.

— Если столько людей проголосуют против, у него нет шансов, он не пройдет в правительство, верно? — Я повернулась к Бадрие. Та стояла, поджав губы, и с хмурым видом поглядывала на меня — я задавала слишком много вопросов.

— На самом деле у него очень много шансов, — сказала Хамида. — Полевые командиры организуют ему поддержку, создадут коалицию и проголосуют как надо.

Интересно, подумала я, знает ли Хамида, кто такой Абдул Халик? У нас в провинции он был известен, но насколько далеко простиралась его «слава», дошла ли она до Кабула? Во всяком случае, свою власть он пытается расширить — поэтому Бадрия и оказалась в парламенте.

— Хамида-джан, — подала наконец голос Бадрия, — мы собираемся в кафетерий, выпьем по чашке чая. Тебе принести что-нибудь?

— Нет, спасибо. Пойду поищу Суфию. Надо узнать, с кем из женщин она успела поговорить. Думаю, заседание начнется минут через тридцать.

Вечером, когда мы вернулись в отель, я спросила Бадрию о Замаруд и обвинениях, которые она выдвинула в адрес правительства.

— Правда, что там столько коррумпированных людей?

— Не морочь себе голову! — отрезала Бадрия. — Это не твоего ума дело.

Я вдруг рассердилась. И подумала, что Хамида и Суфия наверняка не согласились бы с ней.